Любопытная

Обнаружив, что вино в трактире слаще домашнего, первый горожанин сказал, подобно халдею «Я построю дом, где уединюсь от прислуги и домочадцев». В трактире обедали путешественники и веселились вместе люди одного ремесла… На вашем лице – выражение Анжелы Дони, супруги Вандинелли61… Послушайте меня, Поль62! Ваши родители отправили вас сдавать на бакалавра в Париж, желая похвастаться перед соседями, что сын держал экзамен в столице, и в награду за белые шары63 кузен Небо́ отведет вас в трактир «Черный шар»… По-прежнему гримаса красавицы Дони! Неужели она была срисована с ваших губ? Быть ангелом в наши дни сложнее, чем во времена Бомарше.

Non piu andrai, farfaglione amorose

Notte et giorne d’intorno girande;

Delle belle, turbando il rispose,

Narcisseto, adoucino d’amore! [16]

Разве эти чудесные стихи не лучше нюхательной соли! Povermo64! Не имея мачехи, для какого синего чулка вы споете? Сюзанна, за которой вы броситесь вслед, окажется распутной женщиной, юная Фаншетта65 – проституткой. В былые времена жилось много лучше, но Сганарель66, лекарь нравов поневоле, все испортил! Теперь недостаточно обвиться вокруг дерева, и для поцелуя желанны живые, мягкие губы. Стало быть, кузен Небо́ поведет вас как к порядочным, так и к скверным людям. Непоколебимый перед соблазнами Дежене67, он не станет изображать ни знатока, ни Лусто68, несмотря на близость Люксембургского сада. Более того, тоскуя о прекрасном – единственном сожалении шекспировских героев, он ни на что не решится. Хорошо ли это? А не все ли равно? Главный вопрос в том, красиво ли это… Однажды я гулял в саду в компании молодой девушки, которая желала отдаться мне, но я не осмелился – передо мной был великолепный цветок лилии.

– Вы обманули меня, Небо́. Стоило ли требовать от меня так неосторожно покидать дом, чтобы заставить умирать со скуки?

– Возвращайтесь же в свою спальню, в особняк княгини, и обрывайте лепестки с маргариток жены садовника, думая о прекрасном Галаоре69, который умчит вас, словно Ленору70, в голубые дали. Займитесь смешением акварельных красок, флиртуйте с вельможами, носите модные платья – «Эко де Пари»71 напишет о новом крое ваших нарядов. Отряхните, светская Психея, частички блеска ваших крыльев на латы дуэлянтов! Затем пойдите замуж и посвятите жизнь младенцу, как предписывают легитимисты, или – в услужение к грубияну-радже, сойдитесь с брахманами, станьте поводом к священной войне – вы увидите, как бездыханные тела красных казаков с дырой в груди качаются на водах Ганга! Или – примите предложение первого же мужчины и займите место пса на диване его рабочего кабинета! Я могу понять страсть к впечатлениям, платьям, благам и приключениям, но поиск в современной жизни смысла насмешит даже стены и мостовые.

– Вы непереносимо красноречивы, Небо́. Я не прошу невозможного, но хочу лишь познать неизвестное. Мне неизвестно ничего – вам будет несложно выполнить мою просьбу.

– Да станет вам известно, что именно благодаря трактиру появились три символа нашего времени – сообщество, клуб и всеобщее прямое голосование. Сообщество занимает в жизни де Марсе72 то же место, что трактир – в жизни Годиссара73. Возможно, вы не знаете о том, что этот увалень, читающий «Сьекль»74, играет в судьбе Франции не меньшую роль, чем д’Оревильи. Где, как не здесь, зарождаются убеждения избирателя? В иные дни трактир превращается в клуб, становясь трамплином для будущих адвокатов. Некий диктатор выступал вначале перед завсегдатаями некоего трактира, а хмельные оргии суть помазание для молодых революционеров. Вижу, вы зеваете… Даже Леонардо снисходил до карикатур – их можно увидеть и сегодня, более того, лишь гротеск способен передать безмятежность. Вы ходите на уроки пешком и должны были заметить, что в Париже прохожие всегда чем-то озабочены, даже праздный гуляка имеет обеспокоенный вид. Научитесь же видеть то, что вас окружает… В трактире вы увидите шесть десятков простых смертных, восторгающихся отличной едой. Сорочки всех этих счастливцев останутся накрахмаленными до конца их дней – мелкие рантье, стареющие клерки, прилежные приказчики живут на банковские проценты или взятки и не испытывают угрызений совести. Но человек наделен чувствами и не может довольствоваться радостями моллюска – он жаждет острых ощущений. Императоры и полководцы разыгрывают захватывающие партии в шахматы, переставляя миллионы человеческих фигур по доске величиной с земной шар. Буржуа играют поодаль, в пять ходов с реваншем, и надежда, что платить будет противник, вызывает у них в теле дрожь Наполеона накануне битвы при Аустерлице.