Я рано понял, что нравлюсь окружающим, хотя, всегда считал себя достаточно обычным смуглокожим, темноволосым итальянским ребенком. Понимание этого во многом надуманного превосходства перед другими вскружило юную голову. До отца стали доходить слухи о моем фривольном поведении. Я прослыл легкомысленным ловеласом, у которого девушки надолго не задерживались, едва добравшись до постели. Но, не смотря на такую нелестную славу желающих меньше не становилось, а каждая очередная пассия считала себя особенной и способной заинтересовать меня более серьезными отношениями… Наивные малышки.
Настал день, когда я должен был ответить за свое распущенное поведение перед отцом. Я стоял перед дверью его кабинета и представлял то, что он мне скажет: «Сын, я разочарован в тебе», - и еще, наверное, печально вздохнет. «Ты уронил в глазах окружающих честь семьи… честь фамилии». Именно к такому разговору готовила меня совесть. Внутреннее «я» сообщило о готовности к любым обвинениям и я кивнул самому себе. Меня воспитывали, как мужчину способного отвечать за свои поступки. Таким образом, все для себя решив, постучал.
- Проходи, - отец указал на место напротив своего рабочего стола. Я покорно сел и, стараясь вести себя естественно, закинул ногу на ногу. Он довольно улыбнулся мне, а я напрягся, не понимая его выражение лица. – Расскажи мне, как дела в школе.
- Все хорошо, - ответил натянуто.
- Я не про оценки, а про несколько другую успеваемость, - смотрящие на меня хитрые глаза сощурились. – Расскажи мне.
Я не знал что ответить, и растерянно пялился на все откровеннее ухмыляющегося отца. Он не прерывал моего молчания, встал, обошел стол, и присел на его край. Руки скрестились на груди, а во взгляде читалась ирония. Его забавлял мой глупый вид.
- Армандо, сынок, - я вздрогнул, услышав неожиданно слишком теплый, я бы даже сказал – интимный голос отца. – Тебе кто-нибудь нравится? – он подошел ближе и нагнулся, упираясь руками о спинку дивана по разные стороны от моей головы. Меня пригвоздило к мебели, словно несчастное насекомое. Внимательные глаза отца не позволяли даже пошевелиться.
- Не-е-ет, - неуверенно проблеял я, дав «козла». – Мне никто не нравится. Отец, я осознал свои ошибки… я… я больше так не буду… прости.
К моему изумлению отец рассмеялся, похлопывая меня по плечу. А, когда я уже собирался выдохнуть с облегчением, нагнулся ниже и прошептал мне на ухо. Душа ушла в пятки, и я зарекся сердить грозного предка.