Любопытство - не порок, но оно наказуемо (СИ)

За восемнадцать лет я не прожил жизнь, наполненную бурными переживаниями, но успел перейти из стадии подросткового экспрессионизма до полного отрицания собственных сил, что были подарены мне каждодневными тренировками с самого детства. Так что я просто не мог прочувствовать чью-то смерть, лишь притронувшись к каменной плите, на которой даже толком никаких опознавательных знаков не было. Только прочитав отчет о том, как моя мама на протяжении последних десяти лет боролась с раком, я начал осознавать, что ее не стало, а прожив в пустом доме с неделю, уже в полной мере погрузился в хаос собственных мыслей. Сложно было не то, чтобы поверить в ее гибель, а в то, что я остался один. Да, это так по-детски, винить кого-то в своей несостоятельности. К тому же человека, который уже и не может ответить по всем правилам трущоб за свои действия!

Я окончательно пришел к принятию ее смерти только недавно, когда заснул неподалеку от больницы, из которой сбежал от двух мафиози. Я взглянул на огромный стенд с изображением какой-то приторно-счастливой семьи, и на душе стало так грязно… Даже несмотря на то, что я знаю истинную причину такого отношения моей мамы к учебе убивать, я все еще чувствую, что она чего-то недодала мне. А уж чтение какого-то дневника, который она вела с двенадцати лет, не только открыло мои глаза на истинное положение вещей, но и показало мне, насколько я погряз в ничтожности тех, кто не мог ответить за свои поступки, и лишь отодвинул проблему в дальний угол ящика, закрыв его.

Но сейчас не об этом… Почему-то я резко очнулся в постели, вскочил и теперь сижу, прижавшись спиной к стене, по ту сторону которой раздаются довольно примитивные звуки, не оставляющие никакого простора для мыслей или фантазий насчет того, чем же занимаются мои «знакомые», и думаю… Думаю о своем друге. О том, что он умер, а я никак не могу поверить в это…

Как сейчас стоит перед глазами тот момент, когда его – Колю – впервые назвали «Костей», а он по дурости или невнимательности отозвался. И после этого случая эта «кличка» приклеилась к парню, как ко мне второе настоящее имя. Даже тот случай с ножом, воткнутым в его правую руку, кажется мне чем-то… милым? Просто потому, что он связан с ним – первым человеком из обычной среды, который в ответ на мою протянутую руку крепко обнял меня, что аж кости затрещали. А уж наши вечные разговоры, где он жаловался на невнимание со стороны девушек, несмотря на его «несомненную привлекательность» (как он сам говорил), вспоминаются с улыбкой.

И в голове всплывает момент, когда я, накаченный наркотиками, услышал его голос, такой одновременно родной и далекий.

«Все будет хорошо», - сказал он мне и исчез в темном тумане пространства.

А зная характер того же итальяшки и волчары, я могу прийти к выводу, что это не они вызволили меня из лап какого-то сумасшедшего. Армандо точно бы подколол меня, прикрепив какое-нибудь забавное определение вроде «принцессы в заточении», а уж Вернер и вовсе светился бы счастьем. Но ни один из них не повел себя так, словно бы я был им должен что-то за свое спасение, а значит…

Еще эти карты-записки! Кто первым показал мне запись о смерти Коли в интернете? Не могу вспомнить, но теперь я четко уверен, что среди людей Вернера есть тот, кто знает обо мне больше, чем показывает.

С такими мыслями я погрузился в довольно зыбкую дремоту и, очнувшись поутру, почувствовал себя так, словно бы и не закрывал глаза. Спина не ныла, пускай я и сидел всю ночь, поджав под себя ноги и приложив голову к краю постели, так что я быстро потянулся и решил разбудить двух несносных мужчин через стенку, пока те не натворили делов.

Отворив дверь и легко прошмыгнув внутрь, пока остальная часть особняка находится в сладком неведении, я громко захлопал в ладоши, будя бурнозанимающихся непотребством парней. Вернер тут же открыл глаза и подскочил на месте (в эту секунду его лицо исказилось болью, но он быстро взял себя в руки), оголяя себя до талии, и в ужасе уставился на меня. Итальянец же попытался вновь обвить парня руками и прижать к себе, но почувствовав, что парень пытается его оттолкнуть, все же очнулся и приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на меня.

- Радуйтесь, что именно я решил вас разбудить, прежде чем остальные узнают о случившемся, - сказал я, перестав хлопать.

- Это не то, что ты подумал, - залепетал Вернер, не видя, как скептически приподнял бровь Армандо.

- Меня это не волнует, - заметил я, помассировав виски. – Больше всего меня интересует есть ли у вас аспирин? У меня безумно раскалывается голова.

Сильво громко рассмеялся, а Вернер начал рыскать взглядом по комнате в поисках одежды. Я присел на самый край постели и достал его джинсы из-под нее, тут же передав их в руки покрасневшего и по-своему милого главы Нью-Йоркской мафии. Вот только так быстро перейти из состояния «абсолютно голый» в стадию «почти одетый» у него не получилось, потому что когда он дернулся от Армандо, уже не смог сдержать своих эмоций, обращаясь к итальянцу:

- Фа-а-ак! Я что, приклеился к тебе?