Спасибо, мамочка, что уродила меня с такими длинными ногами! Я хоть и прихрамывала, но бежала так, что намного опередила грузного охранника. Только вот долго ли придется бежать? Я выскочила за освещенную территорию турбазы и уперлась в сплошную черноту. Не было видно даже на расстоянии вытянутой руки. Где же он? Я зажмурилась и, постояв немного с закрытыми глазами, снова открыла их. Это помогло, я начала различать стоящие по краям дороги тополя и, оглянувшись на приближающегося монстра, снова припустила вперед.
Яркий свет автомобильных фар осветил дорогу – со стороны турбазы двигалась машина. Я метнулась в сторону и спряталась за деревом. Машина, поравнявшись со мной, остановилась. Заметили? Я затаилась и старалась даже не дышать.
– Оля, – вдруг услышала я голос Самаркина, – ты где?
– Лешечка, миленький! – Я выбежала из-за дерева и бросилась к своей «Ладе», за рулем которой сидел Самаркин.
Я плюхнулась на сиденье, мотор взревел, машина рванула с места.
– Я уж думала, ты заснул, – сказала я, едва переводя дыхание.
– Обижаешь, – произнес Алексей, крутя баранку.
Я с благодарностью посмотрела на него, потом приподнялась и, обхватив его за шею, чмокнула в щеку. Навстречу нам по краям дороги неслись стволы деревьев, дождь перестал, и я, опустив голову на грудь, задремала.
Я проснулась дома и, открыв глаза, посмотрела на часы. Девять утра. Я лежала на кровати в одних трусиках, рядом на стуле аккуратно висела моя одежда. Накинув халат, я вышла в гостиную. Алексей спал на диване, накрывшись покрывалом. Его длинные волосы разметались по подушке.
– Привет, – он открыл глаза и улыбнулся, – как спала?
– Это ты меня раздел? – спросила я.
– А что, надо было уложить тебя прямо в костюме? – Он хитро посмотрел на меня. – Ты вчера полностью отключилась.
– Да, коньяк сделал свое дело, – кивнула я. – Во сколько мы приехали?
– Около трех.
– Ты всю ночь спал здесь? – Я подозрительно посмотрела на него.
– Да, – просто ответил он. – А где я должен был спать? Не мог же я оставить тебя одну после всего, что вчера произошло.
– Спасибо тебе, Лешечка, – я шагнула к нему, наклонилась и поцеловала в губы, которые ответили мне долгим поцелуем.
– Это за помощь? – спросил Алексей, когда я выпрямилась.
– Не только, – я улыбнулась ему и пошла в ванную.
– Да, всю ночь надрывался твой сотовый и домашний, – крикнул мне Самаркин, – я их отключил.
– Разберемся, – буркнула я себе под нос, вставая под горячие струи.
Приняв душ, я вышла из ванной с полотенцем на голове и, включив телефоны, пошла на кухню. Тут же зазвонил домашний аппарат.
– Алло, – сказала я, приложив трубку к уху.
– Наконец-то, – узнала я голос Михаила. – Ты что, телефон отключила?
– Что-нибудь случилось? – наивно спросила я, проигнорировав его вопрос.
– Не прикидывайся глупенькой девочкой, – Оленич был серьезен и, мне показалось, даже подавлен, – нам нужно поговорить. Почему ты не сказала мне, что руководишь «Свидетелем»?
– Хотела сохранить инкогнито, – усмехнулась я. – Ты о чем-то собирался поговорить? Говори, только предупреждаю, у меня мало времени.
– Это не телефонный разговор. Я к тебе приеду.
– Я уже ухожу, – соврала я, – так что говори по телефону, если хочешь.
– Ладно, – вздохнул он, – ты должна вернуть пленку, которую снимала вчера на базе, и тогда тебя никто не тронет и даже заплатят.
– И сколько же? – поинтересовалась я.
– Ты, я вижу, деловая дама, – сказал он, – значит, мы договоримся. Я думаю – двести тысяч…
– Ты меня удивляешь, Миша… – хмыкнула я.
– ..долларов, – глухо сказал Михаил.
– Я знаю, сколько стоит предвыборная кампания, Миша, – я села в кресло рядом с телефоном. – Если снимки появятся в прессе, а ты еще не знаешь, какие я кадры сделала в номерах, как минимум два наших кандидата пролетят мимо Думы, как фанера над Парижем… Собственно, тебе-то что волноваться, ты ведь в политических дрязгах не замешан?
– Считай, что я выступаю в качестве посредника.
Мне поручено предложить тебе триста, и это последняя цена. Это огромные деньги, Оля. Ты сможешь уехать отсюда и спокойно жить, где тебе понравится. И не думать больше о деньгах. Я гарантирую, что тебя никто не тронет.
– Вот как? Значит, ты гарантируешь? А кто мне компенсирует моральный ущерб за вчерашнее нападение в собственном подъезде? Думаешь, я не знаю, откуда ветер дует?
– Моральный ущерб мы тоже сможем возместить, – он говорил так сухо и по-деловому, как будто речь шла не о моем здоровье или моей жизни, а о чем-то вроде вложения капитала в недвижимость. – Скажем, еще двадцать тысяч?
– Ладно, Миша. У меня есть другое предложение. Вы оставляете свои грязные деньги у себя, а пленка останется у меня. Я не буду публиковать эти скабрезные снимки и не передам пленку никому другому. Но если со мной что-нибудь случится, Миша, фото появятся не только в тарасовских газетах, но и в московских тоже. Ты меня понял? Так и передай своим шефам. Пленка мне гарантирует безопасность.
– Ты очень рискуешь, Оля, – в его голосе проклюнулась человеческая теплота, – я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
– А у меня их не будет, если вы об этом не позаботитесь.