Мог бы и не говорить, усмехнулся про себя Сэндлер.
Они встретились на пирсе в четыре утра и сразу же вышли в океан. Оба молчали. Ни слова о погоде или о видах на улов.
В то утро Коузи казался куда менее радушным, чем накануне вечером. Сэндлер объяснил себе эту перемену в настроении серьезностью задачи: непросто было управлять миниатюрным лайнером, который сначала предстояло вывести в открытый океан, а затем направить в одну из бухточек, где Сэндлер раньше никогда не бывал. Или же дело было в том, что они вдруг оказались вдвоем. Коузи на публике никогда не общался с местными, то есть он их, конечно, нанимал на работу, шутил с ними, иногда даже помогал в трудных ситуациях, но, кроме церковных пикников, местных на территорию курорта не допускали – ни в ресторан, ни на танцплощадку. Когда-то, в сороковые, их отпугивали кусачие цены, но даже если местная семья скапливала достаточно средств, чтобы сыграть в отеле Коузи свадьбу, им отказывали. Вежливо. С сожалением. Но твердо. Мест нет и не предвидится. Кого-то столь откровенные отказы, может, и обижали, но в те давние времена люди не протестовали, считая подобное отношение к себе вполне объяснимым. У них не было ни соответствующей одежды, ни денег, да им не очень-то и хотелось чувствовать себя не в своей тарелке рядом с теми, у кого всего этого было вдоволь. Когда Сэндлер был мальчишкой, им вполне достаточно было просто глазеть на гостей, любоваться их автомобилями, дорогими кожаными чемоданами, слушать звучавшую издалека музыку и танцевать под нее в ночи, в кромешной темноте между домами, скрываясь в тени под окнами. Им достаточно было просто знать, что они живут рядом со знаменитым курортным комплексом Билла Коузи, где для отдыха созданы шикарные условия, каких не найти больше нигде в округе или, если на то пошло, во всем штате. Рабочие консервного завода и рыбацкие семьи говорили о нем с придыханием. Как и горничные, приезжавшие в Силк, и прачки, и сборщики фруктов, а также учителя из окрестных школ и даже заезжие проповедники, обычно не одобрявшие подогретые спиртным сборища и танцульки, – все ощущали свою причастность к реализованной тайной мечте, причастность, переросшую в чуть ли не принадлежность к процветающему курорту, которым владел один из «наших». Эта сказка не умерла даже после того, как отель, чтобы продолжить существование, распахнул свои двери всякому сброду, который раньше на порог не пускали.
– Косяки бониты[16] опять вернулись в наши воды! – сообщил Коузи. – Но, думаю, долго они тут не задержатся.
Его лицо просветлело, он достал термос с кофе, который, как Сэндлер сразу же обнаружил, оказался настолько «крепленым», что напоминал кофе только цветом, но никак не вкусом. И напиток возымел действие. Скоро оба наперебой обсуждали достоинства Кассиуса Клея, позабыв о разгоревшемся было споре по поводу Медгара Эверса[17].
Улов оказался небогатым, но их беседа с шутками-прибаутками не замирала вплоть до восхода, когда алкоголь выветрился и разговор приобрел мрачную тональность. Глядя на корчащихся червяков в брюхе выловленной зубатки, Коузи процедил:
– Когда убиваешь хищников, самые слабые сожрут тебя заживо.
– Все знают свое место, мистер Коузи, – заметил Сэндлер.
– Верно. Все. Кроме женщин. Они вечно лезут куда их не просят.
Сэндлер рассмеялся.
– В постель, – продолжал Коузи, – на кухню, во двор, за стол, тебе под ноги, тебе на шею.
– Ну, наверное, это не так уж и плохо, – предположил Сэндлер.
– Нет, нет! Жизнь прекрасна и удивительна!
– Тогда почему же вы не улыбаетесь?
Билл Коузи внимательно посмотрел на Сэндлера. В его глазах, хотя и блестевших от выпитого, застыло страдание – они напоминали треснутое стекло.
– А что обо мне болтают? – спросил он, отхлебнув из термоса.
– Кто?
– Да вы все. Сам знаешь кто. У меня за спиной.
– Вас очень уважают, мистер Коузи.
Коузи тяжело вздохнул, словно ответ его разочаровал.
– Будь я проклят, если это так. И будь я проклят, если не так.
И потом, стремительно сменив тему, как это свойственно детям и пьяницам, добавил:
– Моему сыну Билли было столько же, сколько тебе сейчас. Ну то есть когда он умер.
– Да что вы!
– Мы с ним всегда ладили. Прекрасно ладили. Мы с ним были как два закадычных друга, а не просто как отец с сыном. Когда я его потерял… будто кто-то вдруг вылез из могилы и уволок с собой. В голове не укладывается…
– Кто-то?
– Я хотел сказать – что-то.
– А отчего он умер?
– Коварнейшая болезнь. Ее называют «атипичная пневмония». Никаких симптомов. Кашлянул раз или два, и все – тушите свет! – Он с ненавистью поглядел в воду, словно там обреталась не дающая ему покоя тайна. – Меня это просто подкосило. Долго потом пришлось приходить в себя.
– Но вам удалось… Прийти в себя.
– Да, – с улыбкой произнес он. – В моей жизни появилась красивая женщина, и тучи рассеялись.
– Ну вот, видите. А вы жалуетесь…