— Когда мы поедем на дачу, у меня будет котик, — заявила она.
— Котик! — сказала Хейди и показала на него пальцем.
Я спустил коляску на мостовую, чтобы объехать троицу перед нами, они еле переставляли ноги, зато считали, что тротуар — для них одних, быстро обогнал их и вернулся на тротуар.
— Видишь ли, Ванья, — сказал я, — это еще нескоро, наверно, будет.
— В квартире кошку держать нельзя, — сказала Ванья.
— Вот именно, — откликнулась Линда.
Ванья развернулась лицом вперед. И крепко сжала подарок обеими руками. Я взглянул на Линду.
— Как его зовут, отца Стеллы?
— Черт, забыла. Эрик, нет?
— Да, точно. А чем он занимается?
— Я не уверена, но мне кажется, дизайнер чего-то.
Мы шли мимо магазина сладостей «Готт Грувен», и обе — и Хейди, и Ванья — подались вперед, чтобы заглянуть в окно. В следующей двери оказалась брокерская контора. За ней магазинчик со статуэтками, украшениями, буддами, ангелами плюс благовония, чай, мыло и прочий нью-эйдж. В окнах висели афиши с объявлениями, когда именно гуру йоги и другие известные просветленные личности посетят сей город. Напротив были магазины дешевой одежды, всякие «Рико Джинс» и «Мода для всей семьи», а рядом «ТАБУ», такой типа «эротический» магазин, который для привлечения внимания заставил фаллосами и куклами в неглиже или корсетах всю витрину вплоть до двери, невидимой с улицы. За эротикой следовали «Шляпы и сумки Бергмана», с ассортиментом и интерьером, неизменным с момента основания магазина в середине сороковых годов прошлого века, и «Радио Сити», они недавно прогорели, но витрина по-прежнему манит светящимися экранами телевизоров и электроприборами самого диковинного предназначения, с большими кислотно-зелеными и оранжевыми наклейками с ценами. Общее правило состояло в том, что чем дальше по улице, тем дешевле и сомнительнее магазины. Это же касалось и публики. Здесь, в отличие от Стокгольма, где мы тоже жили в центре, бедность и неприкаянность были на улицах видны. Мне это нравилось.
— Пришли, — сказала Линда и остановилась перед дверью.
Чуть поодаль, рядом с залом игровых автоматов, курили три женщины лет пятидесяти с бесцветными лицами. Линда читала список имен на домофоне, наконец нажала на кнопку. Мимо один за другим с шумом прошли два автобуса. Дверь запищала, мы вошли в темный подъезд, оставили внизу коляску, прислонив ее к стене, и поднялись пешком на два этажа, я с Хейди на руках, а Линда с Ваньей за руку. Дверь в квартиру была не заперта. Внутри тоже оказалось темно. Мне не понравилось, что мы просто вошли, позвонить было бы лучше, тогда бы наше появление было заметнее, теперь же мы маялись в коридоре и никто не обращал на нас внимания.
Я посадил Хейди на пол и снял с нее куртку. Линда попыталась проделать то же самое с Ваньей, но та запротестовала, потребовала сначала снять с нее сапоги, чтобы она смогла переобуться в золотые туфли.
По обеим сторонам коридора было по комнате. В одной играли разгоряченные дети, в другой стояли и разговаривали несколько родителей. В коридоре, уходившем дальше вглубь квартиры, стоял спиной к нам Эрик и беседовал с семейной парой из нашего садика.
— Привет! — окликнул его я.
Он не повернулся. Я положил куртку Хейди на пальто, лежавшее на стуле, и встретился взглядом с Линдой, она искала, куда бы пристроить Ваньину куртку.
— Зайдем сами? — спросила она.
Хейди обхватила руками мою ногу. Я поднял Хейди и сделал несколько шагов вглубь коридора. Эрик обернулся.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответил я.
— Привет, Ванья! — сказал он.
Ванья отвернулась в сторону.
— Давай ты подаришь Стелле подарок, — сказал я.
— Стелла! К тебе Ванья пришла! — крикнул Эрик.
— Сам подари, — сказала Ванья.
Из группы детей встала Стелла. Она улыбалась.
— Поздравляю тебя с днем рождения, Стелла, — сказал я. — Ванья дарит тебе подарок. — Я взглянул на Ванью: — Отдашь сама?
— Ты, — ответила она тихо.
Я взял подарок и протянул его Стелле.
— Это от Ваньи и Хейди, — сказал я.
— Спасибо! — ответила она и разорвала упаковку. Увидев, что это книга, она положила ее на стол к другим подаркам и вернулась к детям.
— Как дела? — сказал Эрик. — Все норм?
— Да-а, — сказал я и почувствовал, что рубашка прилипла к груди. Он же не мог этого заметить, да?
— Какая славная квартира, — сказала Линда. — Трешка?
— Да, — кивнул Эрик.
У этого Эрика вечно вид человека себе на уме, как будто у него есть кое-что на того, с кем он говорит; его не поймешь, эту его полуулыбочку можно с равным успехом принять и за иронию, и за теплоту, и за робость. Будь он яркой или сильной личностью, я бы на этом месте насторожился, но он был тусклый, не то от слабости, не то от безволия, поэтому, что он там себе думает, не тревожило меня ни в малейшей степени. Но меня заботила Ванья, она стояла, прижавшись к Линде, и смотрела в пол.
— Остальные сидят на кухне, — сказал Эрик. — Там есть вино, если хотите.
Хейди уже зашла в комнату. И теперь стояла перед стеллажом и держала в руках деревянную улитку. Та была на колесиках и со шнурком, чтобы возить ее за собой.
Я кивнул семейству в коридоре.
— Привет, — сказали они.