Любовь

Как же его зовут? Юхан? Или Якоб? А она, что ли, Пиа, да? Черт, нет, его Робин зовут.

— Привет, — сказал я.

— Все путем? — спросил он.

— Да-да, — кивнул я. — А у вас?

— И у нас тоже, спасибо.

Я улыбнулся им. Они улыбнулись мне. Ванья отцепилась от Линды и нерешительно зашла в комнату, где играли дети. Немного постояла, глядя на них. А потом как будто решила идти ва-банк.

— А у меня туфли золотые! — сказала она.

Наклонилась и сняла с ноги одну туфлю на случай, если кто-то попросит посмотреть. Но желающих не нашлось. Когда Ванья это осознала, она снова обулась.

— Ты разве не хочешь поиграть с ними вместе? — спросил я. — Садись к ребятам. Смотри, они играют в кукольный дом.

Она села рядом с ребятами, как я ей сказал, но в игру не вступила, просто сидела, и все.

Линда подхватила Хейди и двинулась с ней на кухню, я пошел следом. С нами все здоровались, мы отвечали. На кухне мы присели к большому столу, я — притиснувшись к окну. Разговор шел о билетах на лоукостеры, что сначала цена выглядит как подарок, потом докупаешь то-другое, и перелет в итоге обходится в те же деньги, что и у дорогих авиакомпаний. Дальше перешли на квоты на выбросы парниковых газов, затем на чартерные туры на поезде, свежее новшество. Я мог бы кое-что о них рассказать, но не стал, светский треп — одно из бесконечного множества искусств, которыми я не владею, поэтому я, как обычно, просто сидел, кивал на все сказанное, улыбался, когда другие улыбались, и отчаянно мечтал оказаться как можно дальше от этой кухни. Мама Стеллы, Фрида, стоя у разделочного стола, готовила заправку для салата. С Эриком они расстались, и, хотя во всем, что касается Стеллы, у них полное взаимопонимание, иногда на встречах детсадовских родителей раздражение и напряжение между ними бросаются в глаза. Она блондинка, у нее высокие скулы, узкие глаза, долговязое худое тело, она умеет одеваться, но слишком довольна собой, слишком зациклена на себе, чтобы я счел ее привлекательной. Я без проблем общаюсь с неинтересными или неоригинальными людьми, у них могут быть другие, куда более ценные достоинства, например теплота, умение заботиться, дружелюбие, чувство юмора, таланты, благодаря которым они ведут живую беседу, становятся надежным тылом для тех, кто рядом, строят функциональные семьи, — но мне делается физически плохо вблизи неинтересных людей, свято уверенных в своей исключительности и трезвонящих об этом во все колокола. Она водрузила миску с едой, которая оказалась намазкой, а вовсе не заправкой для салата, как я было подумал, на большое блюдо, где уже стояла тарелка с ломтиками морковки и ломтиками огурцов. В ту же секунду в кухню вошла Ванья. Локализовав нас, она подошла и встала рядом.

— Я хочу домой, — сказала она тихо.

— Мы только-только пришли, — сказал я.

— Мы еще побудем, — сказала Линда. — Сейчас вам сладкое дадут!

Это она про морковку с огурцами?

Судя по всему, да.

Они в этой стране все малость того.

— Пойдем вместе, — сказал я Ванье.

— А Хейди возьмешь? — спросила Линда.

Я кивнул, взял Хейди и понес ее в комнату к детям, Ванья плелась следом. За нами шла Фрида с подносом. Она поставила его на маленький столик посреди комнаты и сказала:

— Перекусите пока. А потом будет торт.

Дети, три девочки и мальчик, по-прежнему возились вокруг кукольного дома. В другой комнате двое мальчишек гонялись друг за другом. А перед стереосистемой стоял Эрик с диском в руке.

— У меня тут есть норвежский джаз, — сказал он. — Ты джазом интересуешься?

— Да-а… — протянул я.

— В Норвегии интересный джаз, — сказал он.

— А что за диск? — спросил я.

Он показал мне обложку. Название группы ничего мне не сказало.

— Здо́рово, — кивнул я.

Ванья встала сзади Хейди и пыталась ее поднять. Хейди сопротивлялась.

— Она говорит «не надо», оставь ее, — сказал я.

Ванья не унималась, и я подошел к ним.

— Не хочешь морковку? — спросил я.

— Нет, — ответила Ванья.

— А она с намазкой. Смотри, — сказал я, подошел к столику, взял ломтик моркови, окунул его в белую массу, видимо на сметанной основе, и сунул в рот. — Ням-ням, — сказал я. — Очень вкусно!

Почему нельзя было накормить детей сосисками, лимонадом и мороженым? Леденцами на палочке? Желе? Шоколадным пудингом?

Вот ведь чертова страна идиотов. Все поголовно молодые женщины пьют тут воду в таких количествах, что она из ушей льется, они уверены, что это полезно для здоровья, но единственный достоверный результат — резко вырос энурез у молодых. Дети питаются цельнозерновыми макаронами и цельнозерновым хлебом и престранными сортами бурого риса, с чем не справляются их животы, но это никого не волнует ввиду натуральности и полезности этой здоровой еды. Увы, они здесь спутали еду и дух, поверили, что можно проесть себе путь к улучшению себя как человека, не понимая, что еда — это одно, а представления о ней — другое. Но кто скажет такое или что-то в этом духе, тот реакционер или норвежец, короче, человек, который не догоняет, потому что отстал лет на десять.

— Я не хочу, — сказала Ванья. — Я не голодная.