Любовь

В иные минуты моя старая злость разыгрывается, как когда-то. Мы не на фронте, но на нас, ты знаешь, нередко рушатся небеса. Я давно уже перестала испытывать страх, когда я сижу, скорчившись, в убежище и вокруг все летит вверх тормашками. Я испытываю только досаду. Несколько дней назад я попросила разрешения уходить во время бомбежек не в убежище, а в окоп к зенитчикам. Мне разрешили, потому что это не более опасно, — те все равно бросают бомбы наобум. У них нет определенных объектов, потому что в нашем округе все, что можно было разрушить, уже разрушено. Все остальное — спрятано. Объект для них — леса. А лесов в этой стране более чем достаточно. Таким образом, и для них и для нас все превращается в лотерею. Они никогда не могут понять, выиграли они что-нибудь в этой лотерее или нет, но и они и мы очень хорошо видим, когда они проигрывают. Мои зенитчики уже сбили один самолет. Я мечтаю оказаться там, когда они собьют второй. Никогда не думала, что в такого рода действиях можно испытывать голый азарт. Попасть в эти летящие с огромной скоростью мишени чрезвычайно трудно. Но их обстреливают из множества стволов. И кто-нибудь да попадает. Во всей этой истории янки меняют лошадь на курицу. Полный идиотизм. Когда попадут мои ребята, я пошлю тебе телеграмму.

Как видишь, я все так же легкомысленна. От избытка переживаний некоторые умнеют, а я как будто наоборот. И все-таки в голове твоей Ирины рождаются кое-какие мысли... Особенно когда я сижу в окопе и жду прилета тех. Как это ни странно (а может, это и естественно), я думаю о прошлом. В том-то и дело, девочка, что все мне кажется таким же самым. Словно не прошло двадцати с лишним лет и я просто из одного леса переместилась в другой. Только оружие изменилось. Но чувства у меня — честное слово — те же. И прежде всего я испытываю ту же злость. Такая злость делает человека сильнее. Когда сталкиваешься с идиотизмом — будь как можно злее. Это дает тебе много преимуществ. Хотя, с другой стороны, это страшно утомительно.

Сейчас я подумала о том, имею ли я право тебе это говорить. Словно старая волчица учит молодого волчонка кусаться. Не слишком ли я зла?

Могу ответить только одно — здесь, на этой земле, задавать такой вопрос совершенно неуместно.

Если кто-нибудь при других условиях так бы озлобился, я заподозрила бы его в человеконенавистничестве. Впрочем, ты знаешь, я говорила это тебе много раз: мы должны уметь объяснять себе поступки других людей. Наш прекрасный мир слишком разнообразен, поэтому мы должны научиться смотреть на него с разных точек зрения. Когда я была там, с тобой, я начала было умиляться собственной доброте, однажды мне пришло даже в голову, что я демонстрирую терпимость и добродушие, чтобы преодолеть другой комплекс, — комплекс «старой девы». Но уверяю тебя, ни на секунду я этого комплекса не ощущала. А добродушной я стала потому, что двадцать лет этому училась. Научившись до этого быть злой.

Означает ли это, девочка, излишнюю гибкость? Или — отказ от собственной личности? Думаю — нет. Думаю, что это означает владеть оружием для любого времени.

Я стараюсь писать тебе об этом как можно более осторожно и точно. Потому что можно задать и такой вопрос: зачем нам оружие? Не можем ли мы предоставить его другим, а сами будем шествовать по этому миру, вдыхая аромат цветов и имея лишь одну заботу — кому бы подарить свою любовь? Это страшно заманчиво. Должна тебе признаться, в моей жизни были дни, когда я чувствовала себя способной только на то, чтобы одаривать любовью. И — ты это знаешь — мне было кому ее дарить. Я хочу сказать, что можно дарить любовь всем и в то же время — одному! Тогда я действительно была украшена цветами и распространяла аромат доброты и любви. И мне особенно приятно вспоминать об этом времени сейчас, когда я снова обрела способность ненавидеть, притом ненавидеть действенно.

Вот, собственно, и ответ. Ты должна быть готова, мы все должны быть готовы ко всяким временам.

Милая мурашка, надеюсь, что, как ни новы для тебя эти мысли, ты их поймешь или по крайней мере будешь держать их про запас до той минуты, когда они тебе понадобятся. Дело в том, что я смотрю сейчас на мир другими глазами, настроена на другую волну, потому что, когда участвуешь в борьбе, она забирает тебя всю, целиком, до конца. Пока борьба идет! И — если ты в ней участвуешь!

Я уверена, что это письмо покажется тебе неожиданным и странным. Ты знаешь меня совсем другой. Слишком недолго мы с тобой были близки. Раньше ты была маленькой. И если это письмо может тебе чем-то помочь, так это тем, что ты взглянешь на некоторые явления и с другой стороны. Ведь самое большое преимущество и самый большой недостаток юного возраста — односторонность. Если у тебя нет побочных соображений, ты можешь твердо отстаивать какую-либо истину. Но в то же время ты лишен возможности видеть эту истину во всем ее богатстве и прекрасной многосторонности. В этом виноват только возраст, и ничто другое.