Любовь

У шимпанзе, напротив, нравы несколько более свободные. Хотя и у этих обезьян в стаде есть доминирующий самец, в группу могут приходить и другие самцы и спариваться со многими самками. Иногда самец сам следит за тем, чтобы самка нашла себе пару. В ряде случаев самец и самка некоторое время проводят в изоляции от остального стада, прячась от него в кустах. Каких-либо строгих правил, как кажется, у шимпанзе нет. Стаи их обычно более многочисленны, чем у горилл, и состоят из 20–80 особей.

Совсем другое отношение к сексу демонстрируют бонобо. Они живут сравнительно сплоченными и более многочисленными группами, чем их сородичи. Секс является их любимым занятием. Они совокупляются ежедневно во всех мыслимых позах. В половые отношения с самками стада вступают все самцы. Независимо от ранга и положения в стаде. Судя по всему, с помощью секса бонобо снимают стресс. Во всяком случае, по сравнению с шимпанзе эти обезьяны очень миролюбивы.

С генетической точки зрения шимпанзе и бонобо удалены от нас, людей, практически одинаково. Разница в составе генетического материала составляет — согласно некоторым исследованиям — от 1,6 до 1,1 процента. Приблизительно так же отличаются между собой наследственные материалы шимпанзе и бонобо. Если верно, что на основании состава генов можно наилучшим образом проследить линию происхождения, то можно сказать, что все три вида — шимпанзе, бонобо и человек — состоят между собой приблизительно в одинаковом родстве. Но кого нам поставить себе в образец в плане полового поведения? Исследователь приматов Франс де Вааль видит человека где-то посередине между «иерархически зажатыми» шимпанзе и «иерархически свободными» бонобо. Человеку, если верить Ваалю, посчастливилось «иметь внутри себя целых двух обезьян» (10).

Намного более однозначный ответ дает, однако, Уильям Оллмен в своей уже упоминавшейся книге об охотниках на мамонтов в метро. Ему ясно, что линия происхождения человека идет от горилл через шимпанзе. В качестве доказательства он приводит «Люси», наилучшим образом сохранившийся костный скелет представителя вида Australopithecus afrarensis. Люси жила около трех миллионов лет назад в Эфиопии. Это было очень нежное создание ростом всего около 90 сантиметров, и весила Люси, вероятно, не более 30 килограммов. Мужские особи этого вида сохранились только в виде отдельных фрагментов скелета, но, понятно, что они были чуть больше. Оллмен с уверенностью утверждает, что они были больше в два раза. Такое «большое различие между самцами и самками позволяет сделать вывод о том, что Люси и ее сородичи жили приблизительно такими же социальными группами, как нынешние гориллы». Их «половая жизнь» тоже «соответствовала нормам таковой в стаде горилл» (11).

Можно ли этому верить? Скорее всего нет. Во-первых, такая большая разница между самцами и самками австралопитеков пока никем не доказана, а во-вторых, такая же большая разница в размерах тела между самцами и самками существует не только у горилл, но и у орангутангов с их совершенно иным групповым поведением. При этом, как у горилл, так и у орангутангов самцы вдвое больше и тяжелее самок. Впрочем, ни с одним из этих видов прямое родство по нисходящей генеалогической линии нас, людей, не связывает.

Но Оллмену тем не менее все ясно. Сначала мы были квази-гориллы, а потом превратились в квази-шимпанзе. Вызывает восхищение искусство, с которым Оллмен умудряется впихнуть моногамию в историю нашего человеческого племени. Чем в большей степени сглаживается разница в росте и массе между представителями противоположных полов, тем более моногамными становятся их отношения. Но это утверждение ни в коей мере не касается ни шимпанзе, ни бонобо! И мнение о том, что человек — просто в силу равенства роста и веса представителей противоположных полов — является моногамным, выведено не из природы, а из фантазий добропорядочного отца пуританского американского семейства. Моногамным по природе — это утверждал уже Фридрих Энгельс — человек был бы, если бы происходил от птиц: «И если строгая моногамия является венцом добродетели, то пальму первенства следует отдать ленточному червю, в 200–300 члениках которого содержится по одному мужскому и по одному женскому половому аппарату, а весь червь всю жизнь занимается тем, что в каждом членике совокупляется сам с собой» (12).

Попытка вывести половое и брачное поведение человека из наблюдений за человекообразными обезьянами напоминает зоологические измышления малограмотных книгочеев. Весь фокус заключается в том, чтобы найти такую человекообразную обезьяну, которая бы наилучшим образом соответствовала представлениям естествоиспытателя о человеке. Долгое время в моде были шимпанзе. Для консервативных биологов, таких, как Конрад Лоренц, именно эта обезьяна служила доказательством человеческих жестокости, коварства и властолюбия. Когда к 1980-м годам биологи исследовали жизнь бонобо, поборники sex and peace разглядели истинную природу человека в этой маленькой, похожей на хиппи обезьянке.