Через шесть лет после публикации книги Моно об этом во всеуслышание объявил молодой английский зоолог Ричард Доукинс в книге «Эгоистический ген». До тех пор никто не знал о существовании этого тридцатипятилетнего доцента Оксфордского университета, но теперь он в одно мгновение превратился в биологического гуру. Доукинс являет собой тип глубоко религиозного атеиста. Как и многие религиозные люди, он одержим потребностью в порядке, смысле и всеобъемлющем объяснении. Недавно он потряс широкую публику новой книгой «Божественный бред». С поистине ветхозаветной горячностью он пытается убедить мир в том, что существует Бог — лучший и более могущественный, чем Бог христианства и ислама, а именно Бог генов. Они — гены — всемогущи, всесильны и отвечают за все. Они и только они направляют человеческое бытие от утробы матери до гробовой доски. Да будет воля их, как в животном царстве, так и в вертепе человеческом.
Конечно же, идея проследить историю эволюции с точки зрения генетики принадлежит не Ричарду Доукинсу, хотя сегодня ее неизменно связывают с этим именем. Человек, поставивший гены в центр мироздания, на несколько лет старше автора упомянутых бестселлеров, был признанным своим цехом специалистом и эксцентричным гением.
Уильям Дэвид Гамильтон родился в 1936 году в Каире. Отец его был инженер из Новой Зеландии, а мать — врачом. Детство Гамильтон провел в Англии и Шотландии. Пока в небе Великобритании бушевала воздушная война, а отец занимался производством ручных гранат, юный Уильям запоем читал книги по естествознанию и собирал бабочек. Однажды любознательный подросток обнаружил в кабинете отца взрывчатку и решил с нею поэкспериментировать. Взрыв едва не стоил ему жизни. Мать на кухне в экстренном порядке ампутировала сыну искалеченные пальцы правой руки. Выздоровление затянулось на несколько месяцев.
Потом Гамильтон изучал биологию в Кембридже. Это было волнующее время, атмосфера на факультете была буквально наэлектризована. Именно в 1953 году, когда Гамильтон поступил в Кембриджский университет, американец Джеймс Уотсон и англичанин Френсис Крик, работавшие в университете, расшифровали структуру двойной спирали и молекулярную структуру нуклеиновых кислот. До этого обоих ученых не считали светилами, а коллеги с химического факультета просто называли их «клоунами от науки». Но Уотсон и Крик знали, что делали. Элементарный процесс генетического наследования признаков получил биохимическое объяснение. Стой поры и началось победное шествие исследований генов.
Гамильтон тотчас присоединился к этому шествию. С самого начала его занимали два вопроса. Какую роль играют гены в процессе эволюции? Как с максимально возможной точностью рассчитать этот вклад математически? Дарвиновская теория эволюции отчаянно нуждалась в генетическом фундаменте. Ибо, если растительные и животные виды получают свою приспособленность к окружающей среде в готовом виде, то в основе этой приспособляемости лежит какой-то метод — метод, согласующийся с правилами передачи наследственности.
Господствовавшие до тех пор теории опирались на исследования преимуществ, получаемых отдельными, индивидуальными растениями и животными в результате появления тех или иных приспособительных признаков. Эти признаки в процессе размножения приносили пользу семействам, видам, стаям и стадам. Напротив, Гамильтон предположил, что в данном случае ученые взнуздали не ту лошадь.
Идея, касавшаяся эволюции, пришла в голову Гамильтону, когда он работал в области, весьма далекой от биологии. Докторскую диссертацию он писал в Лондонской школе экономики и политических наук. Восемь лет он потратил на то, чтобы математически рассчитать законы наследственности в приложении к эволюции и представить их «экономический» смысл. В окружении ученых-экономистов Гамильтон создал, строго говоря, не биологическую теорию, а экономическую теорию наследственности. Суть этой теории сводится к следующему: интерес гена заключается в том, чтобы сохраниться. Единственный шанс уцелеть в смертном организме — это по наследству перейти в другой организм. Чем больше генов како-го-то живого организма передается в следующее поколение, тем лучше для организма. В практике наследования и в выборе партнера имеет значение следующее: вклад гена заключается в том, чтобы как можно сильнее размножиться самому или помочь в этом своим ближайшим сородичам, ибо они как никто генетически близки данному живому существу.
В традициях того сообщества, в котором ему теперь приходилось вращаться, Гамильтон оформил свою идею в виде математических законов и подчинил ее основополагающему принципу соотношения затрат и пользы. Если Гамильтон прав, то гены по сути не что иное, как математики и экономисты: согласно теории, отношение пользы к цене нашей наследственности должно быть больше единицы, деленной на степень родства. Все ясно?