Любовь

Как видим, есть все основания защитить Дарвина от дарвинистов, ибо эти последние — а вместе с ними и эволюционные психологи — снова превращают «любовь» в «секс»: лучшие самцы захватывают лучших самок. Причина такого переосмысления в том, что мы, как уже было сказано, ничего не знаем о любви в плейстоцене. От нас скрыты предполагаемые любовные чувства и переживания Homo erectus и Homo habilis. Не знаем мы, и когда любовь стала значимым фактором выбора партнера. Это, правда, не означает, что в сокрытых от нас эпохах царила пустота и в возникновении современного человека играло роль одно только чисто половое влечение.

Следствие такого незнания лежит в основе одномерной переоценки значения в эволюции биологических свойств в сравнении со свойствами культурными. Неведомое нам многообразие чувств и способов их выражения нашими предками тонет во мраке тысячелетий. Эволюционная психология впадает в такое упрощенчество не потому, что знает ответ, а от недостатка знаний. По этой причине эволюционная психология не может, собственно говоря, называться психологией, ибо как раз психику наших предшественников и предков мы знаем хуже всего! Откуда вообще мы можем знать, есть ли у нас с ними какие-то общие чувства, если так мало о них знаем? В конечном счете они для нас «конструкции», скажем, современные люди без современных черт — наш современник минус разум, язык и культура. Тем не менее наши предки вполне могли испытывать сложные чувства и иметь весьма развитые представления. Наверняка уже тогда людям были присущи индивидуальные характеры с личными предпочтениями и слабостями. Ни один натуралист, занимающийся изучением жизни шимпанзе, бонобо, горилл и орангутангов, не станет отрицать этих качеств у наблюдаемых им приматов.

Идея о том, что понятие любви можно вывести из понятия сексуального, принадлежит отнюдь не эволюционным психологам. Помимо Артура Шопенгауэра, такого взгляда придерживался и Фридрих Ницше. Зигмунд Фрейд зашел настолько далеко, что попытался объяснить все социальные отношения людей неосознанным половым влечением. Из того, что уже было сказано выше, отчетливо, однако, следует, что любовь — это нечто большее, чем биологическая функция, выступающая там, где необходимо длительное сотрудничество партнеров ради долговременного ухода за потомством. Представители множества биологических видов образуют устойчивые в течение длительного времени пары, однако мы далеки оттого, чтобы искатьлюбовь в брачном поведении птиц или морских коньков. И наоборот, в жизни людей возникает множество ситуаций, когда мы говорим о любви, несмотря на то, что. при этом нет долговременной связи между мужчиной и женщиной и они сообща не воспитывают детей.

Все представления, которые, несмотря на это, выводят любовь из сексуальности и потребности в воспитании потомства, являются слишком узкими. Любовь по сути своей не является «важнейшим показателем стремления к брачному соединению», как полагает Дэвид Басс. Можно любить человека и не желать жить с ним вместе, потому что партнер понимает, что этот человек не подходит ему для совместной жизни, несмотря на самые сильные чувства. Представляется весьма проблематичным весь круг идей о предполагаемой близости совместного проживания и любви. «Еще один аспект стремления к соединению, — пишет Басс, — это трата ресурсов на любимого партнера, например в форме дорогих подарков. Такие поступки свидетельствуют о серьезных намерениях надолго связать свою жизнь с жизнью партнера» (53). Да ничего подобного! У людей дело обстоит вовсе не так, как у древесных лягушек или хромис-бабочек; сигналы, посылаемые в ходе полового поведения, отнюдь не всегда имеют одно, раз навсегда заданное значение. Богатые мужчины охотно делают дорогие подарки своим любовницам и без намерения на них жениться. «Если женщина оказывается в ситуации, когда она может подчиниться своим возникшим в ходе эволюции предпочтениям в отношении мужчин с большими ресурсами, она именно так и поступает» (54). Надо ли комментировать это утверждение? Всегда ли женщины предпочитают богатых партнеров бедным? В каком, интересно, мире живут американские исследователи любви?

Как мы уже видели, Дарвин в этом вопросе пошел гораздо дальше. Для него любовь — мост между сексом и моралью, возведенный из «эстетического восприятия» — и «симпатии». Вместо того чтобы засматриваться на самого «приспособленного» партнера, многие люди влюбляются не только в наиболее приспособленных самцов и самок. Можно даже сказать, что любовь часто преграждает путь поиска «оптимального» в генетическом смысле партнера! С чисто сексуально-биологической точки зрения, любовь как раз не служит делу генетической «оптимизации» человечества. Так зачем же она вообще появилась?

Эгоистична ли любовь?

Этот раздел я начну с двух историй.