Любовь

Из кармана она достает варежки, надевает их, аккуратно повязывает шарф, проверяет, хорошо ли закрыто горло. Дам ему побыть немного одному, думает она, натура у меня широкая. Со мной у него есть право общаться и с другими людьми. Я же не могу разделять все его увлечения. Как, впрочем, и он мои не может. Оставив его, я, кажется, показала себя с наилучшей стороны.

Она идет к машине. Задувает, на фоне холма сыплет реденький снежок. Сперва она решает, что машина заперта, но потом нажимает на ручку с силой, дергает, и та открывается.

Крышка перчаточника отклячивается, он придерживает ее левой рукой, чтоб не было грохота. Он хочет есть. Он вообще часто встает по ночам, чтоб перекусить. В коридоре всегда горит лампочка, она освещает весь верх лестницы. Вибеке, видимо, забывает ее выключать. Он нарезает хлеб, мажет его маслом, потом прячет все на место, собирает в ладонь крошки и спускает их в мойку. Садится к кухонному столу и ест, глядя на дорогу. Особенно здорово сидеть так, когда идет снег, он тихонько включает радио и слушает ночной канал, музыкальные программы по заявкам, теплые, добрые голоса.

Он косит глазом в ее сторону. Она спит. Он просматривает бумажки, какие-то счета, страховки, бланки с эмблемой тиволи сверху. Открытка. На ней зеленая дверь в дом, кругом красные цветы, а в окно видно сухую ветку в желтой вазе на коричневом столе. На обороте что-то написано на непонятном языке. В глубине ящичка валяется мобильный телефон. Он вытаскивает его, открывает крышку. Вот бы позвонить домой. Он думает о Вибеке, что она наверняка пришла, пирог давно готов, она уж спит, конечно. Звонок ее разбудит. Она небось и трубку не возьмет. Я люблю видеть лицо того, с кем говорю. Если звонят вечером, она велит ему подходить к телефону. А потом выспрашивает, кто звонил, какой у него был голос. Что человек сказал, услышав, что ее нет дома. Иногда она перезванивает сама через какое-то время. Нельзя позволять чужим людям управлять твоим временем. Он защелкивает крышку и засовывает телефон обратно в перчаточник. Она станет гадать, кто это звонил. Она-то уверена, что я дома и сладко сплю.

В ящичке валяется мелочь, но он не решается потрогать монетки — а вдруг женщина проснется и увидит?

В машине кажется теплее, чем на улице, из-за ветра, наверно. Но вдруг ее пробирает холод, он не подступает незаметно, как пишут в книгах, а внезапно заполняет собой все. Все вокруг. Еще посидишь так и заледенеешь, думает она. Но потом решает сидеть, ждать его, она выдержит. Вот она я, рядом, и не истеричка. Двери бара у нее за спиной, и она не видит, идет он или нет. Она закрывает глаза, заставляет себя откинуться на сиденье, расслабиться.

Интересно, что он хочет ей сказать тем, что заставляет ждать? Наверно, он пытается выяснить, где пролегает предел. Мой личный. Чтоб знать, от чего плясать. Но ведь проще принять меня всю, какая есть, думает Вибеке. Мы люди, у нас язык есть. Мысль превращается в точку над левой бровью. Она без труда нащупывает ее, но не жмет, трет легонько, уж больно мягкая.

Она различает шаги за какую-то секунду до того, как он распахивает дверцу. Вибеке

вздрагивает. Она уже приготовилась ждать долго, а он тут как тут.

Он окидывает быстрым взглядом ее, потом щиток, подголовники, задние кресла, пол, ее ноги, педали, коробку передач. Как будто проверяет, все ли на месте, думает она.

Молча садится и принимается хлопать себя по карманам. Вибеке вспоминает, что он также хлопал себя в тиволи, когда они встретились. Отчасти она знает его; она видит его так, как сам он никогда на себя не взглянет. Он привстает, проверяет задние карманы, ничего не находит, садится снова. Второй раз обшаривает под свитером нагрудные карманы рубашки. Находит ключи. Она тоже помалкивает. Сидит, закрыв глаза, пока он заводит мотор, и машина трогается. Печка включена, она начинает гудеть. Он задом выпарковывается на дорогу, газует и мчит в сторону кафе. Вибеке видит, что там темно.

Он круто закладывает поворот на круговушке, и Вибеке чуть заваливается на него. Тогда она упирается рукой в его сиденье.

Когда он собирается захлопнуть перчаточник, в щели оказывается желтая таблетка. Вся пыльная, видно, вывалилась из упаковки. Он кладет ее в рот, сосет. На вкус похожа на масло. Он вспомнил потешку, которую недавно разучивали, там надо бить по ребру руки пальцами, чередуя их нужным образом, так быстро, как только можешь. По ребру барабанить лучше, оно жесткое, но можно и по бедру, чтоб не шуметь. Затем он пробует двумя руками одновременно, выходит медленнее. Он старается быстрее, быстрее, чувствует, что слева в голове давит.