Любовь

Все это ни в коей мере не опровергает старых истин: существует в мире «истинная» забота о другом и «истинное» сочувствие. Кто захочет назвать ложными чувства только из-за того, что к этому — как обычно, косвенно — подталкивают высшие интересы? Тот, кто находит свое счастье в счастье другого человека, тот находит и заботы в заботах другого. Быть рядом с другим человеком ради этого человека — это стремление и потребность, имеющая очень древние корни. По мнению американского исследователя одиночества Роберта Вейса из Массачусетского университета в Бостоне, недостаток сочувствия, испытываемый человеком, переносится еще хуже, чем полное отсутствие сочувствия. Кто не способен давать, тот не способен и любить. Эта истина не нова. Мы не только хотим что-то иметь в любви, мы хотим что-то и дарить. Можно ли сказать, что этот подарок — «душа»?

Религия любви

«Многие говорят сегодня о любви и семье так, как в прошедшие столетия говорили о Боге. Стремление к избавлению и нежности, попытки отыскать таинство желания в пустых текстах шлягеров — все это дышит повседневной религиозностью, надеждой на потустороннее в явлениях посюсторонних» (105). Прошло почти двадцать лет с тех пор, как социологи Ульрих Бек и его жена Элизабет зажгли настоящий фейерверк идей, рассуждений и мнений относительно современной любви в своем полемическом сочинении «Абсолютно нормальный хаос любви» (1990). Вот уже на протяжении трех десятилетий Бек оживляет немецкую социологию своими расчетливыми провокациями. Будучи профессором Мюнхенского университета и Лондонской школы экономики и политических наук, он является генератором идей и enfant terrible в одном лице. В политическом плане он менял свои позиции на левом спектре: радикализм и бескомпромиссность довольно скоро сменились склонностью к компромиссам и нерешительностью. Тезис о радикальной индивидуализации нашел в Беке не только выдающегося поборника, но стал основой и его личной жизненной программы. Стоит только какому-нибудь немецкому социологу выступить против, и Бек уже тут как тут. Его роль — роль следопыта, стремящегося восполнить дефицит смысла. Кроме всего прочего, Бек блестящий стилист.

Книга супругов Бек — чтение апокалиптическое. Люди ищут любовь, но они перестали ее выращивать. Как могла бы сказать Элли Мак-бил: «Любовь необходима, как никогда раньше, но в равной степени она невозможна. Ценность, символизирующая сила, соблазнительность и надежда на освобождение растут одновременно с ростом ее невозможности. Этот странный закон прячется за цифрами статистики разводов и повторных браков, являя собой бредовую попытку снова и снова найти в “ты” свое “я”, найти освобождение в жажде искупления, объятые которой, мужчины и женщины бросаются в объятия друг к другу» (106). Современный человек — охотник и собиратель, ищущий секса и любви. Все это теснится и «исполняется там, где согласно божественному плану прошлого должны были действовать нация, классы, политика, семья и ее регламент. Я, и еще раз Я, и Ты — как вспомогательное средство. А если не Ты, так Ты» (107).

Но, может быть, этот поиск не так уж и направлен на другого человека? Может быть, мы вообще не ищем никакого партнера, ибо в конце концов не можем и не хотим найти абсолют? В таком случае любовь сегодня превращается как будто в самоцель, так как каждый любящий в нашем обществе в той или иной мере сознает, что с любовью и партнером неизбежно связано и разочарование. Когда в конце фильма влюбленные женятся, зритель начинает скучать, действие перестает развиваться и катится под горку.

В этом смысле Бек говорит о любви, как о религии. Точнее, как о «религии после религии», о «фундаментализме после его преодоления», о «месте отправления культаличностного развития бегущего по кругу общества». Мы любим, почитаем и избираем любовь. Наше духовное и телесное томление устремлено к этому важнейшему из всех состояний. Возбуждающие метафоры шлягеров и рекламы распаляют нашу фантазию, разжигают жажду высвобождения в объятиях с другим человеком и слияния с ним в постели.

Прав ли Бек, и будет ли он прав через 20 лет? Надо ли нам считать Элли Мак-бил женщиной, ищущей Бога в безбожном мире? Надо ли считать ее святой Терезой из обувного магазина? Никто не спорит, что сегодня любовь берет на себя функции, ранее свойственные религии. В религии человек тоже может ощущать себя в неразрывной цельности. Христианский Бог приемлет всякого индивида, пока этот индивид верит в Бога. Эта внутренняя связь дает человеку точку опоры. Место, на котором стоял человек, было указано ему Богом, так и сегодня любовь является гаванью, где может стать на якорь судно, именуемое цельностью личности. Не потому ли в западном обществе религия утратила свое традиционное значение, что люди нашли это значение в любви? Или все же любовь компенсирует, как попавшаяся под руку затычка, тот пробел, который образовался в обществе с упадком религиозного благочестия?