Любовь@

В метрах тридцати-сорока от точки падения из воды торчит хвостовое оперение. Течение отнесло то, что осталось, и, видимо, на дне его что-то остановило. Вот вынырнули водолазы, подцепив четыре троса, отплыли к берегу, послали сигнал крановому. Тросы натянулись, из воды медленно стало подниматься то, что называется «братской могилой». Без всяких предварительных осмотров сразу опустили на стоявший рядом тягач и, отцепив тросы, начали закрывать брезентом. Подъехала полицейская машина сопровождения. Из неё вышел офицер, подошел к водителю тягача. О чём-то переговорили, включили сирену, медленно тронулись. С полуприцепа на пыльную грунтовую дорогу стекали струйки воды. Ну вот и всё. Две семьи остались без сыновей, мужей, отцов.

– Не мог тебе ответить сразу. Слишком тяжело. Но это моя работа, я про неё знаю всё, поэтому и волнуюсь: у тебя частые перелеты, переживаю и жду твоего сигнала «Мы благополучно сели».

Ева ждала этого письма особенно, хотя у них бывали паузы и побольше. Ответила сразу.

– Эти четыре дня у меня было нехорошее предчувствие, но то, что у вас случилось – за гранью! А за меня не волнуйся, после «Пристегните ремни» я про себя читаю «Отче наш», потом беру Викторию Токареву и уж дальше ничего не боюсь.

– Почему Токареву?

– О! Я её обожаю. Перечитала всё и не по одному разу. Знаешь, если бы она мне попалась раньше, я избежала бы многих ошибок. Она пишет про обыкновенную жизнь необыкновенно: забавно, смешно, остроумно. Вот тебе совсем маленький кусочек, не дословно, конечно, а как я его помню.

«Вывожу на прогулку своего дворнягу Фому. В соседском заборе торчит мордашка породистой суки. Фома радостно облизывает её, а затем переругивается с гуляющим тут же молодым элитным псом.

Ну вот, хорошо погуляли – девушку поцеловал и врага победил». Правда, восторг?

Серега долго не мог отойти от рассказа Евы. Не хотелось её тревожить, но всё-таки не удержался, спросил:

– А как бы ты описала вашу с Сергеем первую встречу?

Зря волновался. Ева ответила охотно:

– Был обычный зимний вечер. Я заехала в кафе – это последнее заведение по дороге к моему загородному дому. Выбрала столик в углу, удобно устроилась, заказала кофе, достала сигареты (тогда ещё можно было курить в подобных местах). Оглядела зал. Людей немного, взгляд невольно задержался на нём, странном, красивом человеке. Он был похож на схимника. Я христианка, но в церковной терминологии не сильна, а вот про него как-то вдруг подумала – схимник. Седые вьющиеся волосы до плеч, худощавое удлиненное лицо, прямой длинноватый идеальной формы нос, возможно, таким он просто казался на худом лице. По разговору с респектабельным господином я поняла, что он художник. Скорее всего, принимает заказ.

Когда он остался один, желание непреодолимой силы подвело меня к нему. Дальше ты всё знаешь. С того дня мы уже не расставались. Могли не видеться неделями, но знали, что мы есть друг у друга. Вот говорят про любовь с первого взгляда, а у нас была дружба с первого взгляда. Это длилось долго, три года… А потом восемь лет мы были одним целым.

– Расскажи, – попросил Серега, – как так случилось, что у твоего мужа долгое время болело сердце, а вы ничего не смогли сделать? Почему не попробовали оперировать?

– Он сам не хотел, сказал: «Сколько проживу – столько проживу». Он был фаталист и верующий человек, решил для себя: «На все воля божья. Не хочу в больницу».

А заболел ещё в юности. Пришел с занятий в Мухинском, заболел живот. Ну, болит и болит. Выпил какую-то таблетку, лучше не стало. Вызвали «скорую». Врач, совсем ещё девочка, посмотрела вроде внимательно, спросила, что ел в студенческой столовой, сделала обезболивающий и уехала. После укола Серёжа уснул, но проснулся с дикой болью, опять вызвали «скорую». Свободных не было, пришлось ждать. В результате потеряли драгоценное время, в больнице стало понятно – перитонит.

Операция длилась долго, а потом никак не проходило воспаление, через швы сочился гной. Их расшивали, чистили, но все повторялось снова и снова, вплоть до того, что место разреза перестали зашивать; прикрыли марлей. Это было так ужасно! Надежда таяла, пришло отчаяние, а потом и безразличие.

А однажды наступил перелом. Это было в новогоднюю ночь. Родители поздравили как могли, вымыли, переодели и ушли домой, а в палату зашла дежурная медсестра Катя. Закрыла за собой дверь, достала из кармана маленькую баночку с… шампанским, приподняла Серёжу, помогла сделать глоток, остальное допила сама. Потом расстегнула халатик, высвободила грудь и наклонилась над ним, дохнула игристым: «С Новым годом, мой хороший! Вот тебе мой подарок, трогай, целуй». И он целовал её упругие «дыньки», почему-то пахнущие свежим хлебом, задыхался, но целовал, а Катя тихонько смеялась. С этого дня, а точнее, с этой ночи, он стал выздоравливать и на всю жизнь полюбил шампанское. Ничего не пил: врачи запретили, длительное лечение посадило сердце, а вот шампанское, несколько глотков, пил с таким наслаждением! Наверное, в такие минуты он вспоминал Катю, своего доброго Ангела.