– Видишь орнамент по краю? Семь раз огибает ковёр по числу ступеней у сладкого, альковного порога. Это ягоды вышиты, они называются ягоды-в-пиалке. Такая же и с ветки падает. Единственная сладость, которая может сравниться с альковным сладострастием и кладётся вокруг ложа. Есть песня про влюблённых, про новобрачных. Ты, наверняка слышала, они забыли про еду и питьё, про блюда, кувшины, стоящие вокруг, и умерли бы. Но птица вспорхнула на ветку, ягода упала в пиалу, растеклась. Она благоухала так сильно и сладко, что влюблённые очнулись. Когда эти ягоды поспеют, я тебя непременно угощу. А пока расскажи о прятках в пещерах.
– Нуу... Обычно играли, что, как будто мы убегаем и прячемся. Это страшно! И весело! А потом мы ели, что захватили с собой, секретничали...
– Так-так?.. О чём?
Пещерный холод оставил их в обнимку и Фаду отчётливо вспомнился давнишний эпизод...
Костерок и шёпот... Девчоночья, воробьиная стайка, благо пещера имела выход для дыма... Близкая подружка, младшая дочь корзинщика... Её сестра недавно вышла замуж, средняя была помолвлена, а младшая всем, что узнала, подслушала за последние дни делилась с подружками:
– Вот как мы сидим у огня, – она шептала, – так же тепло будет с мужчиной, только вдвое теплей! Но не всегда, кому год, кому месяц или один день. А потом – как осенью в загоне буйволиц, где дует ветер. А если хотите, чтобы дольше, – её голова лежала на плече у Ами, как сейчас она на плече Жафара, и шёпот щекотал за ухом, – не выдавайте себя! Скажите: бусы хочу, отрез ткани хочу! А что вот так сидеть хочу, этого не говорите.
Все закивали. Они не раз уже слышали что-то подобное.
– Сестру она учила: «Что ни делает мужчина, не противься. Прочь не иди, но и навстречу не иди. Будет, как хлеб испечённый, ему – остывать, тебе – греться. Ляг у него под рукой. Не покажи, что это – твоё, а всё остальное – его. Иначе отнимет и никогда больше не даст». Пусть не знает, поняли?
Девчоночьи секреты. Ами вздохнула:
– Не знаю, что рассказать.
В складках крылатого мужского бурнуса, способного послужить и шатром в бурю, Ами сидела под рукой, как в гнезде, под крылом очень большой птицы. Если бы все предки и благие духи сошли с неба предупредить её об опасности, Ами заткнула бы уши. Всё ложь, но не тепло тела. Слова лгут, и мысли лгут, и предчувствия обманывают. Когда Жафар взял продрогшую Ами к себе, она поразилась мускусу его тела. Как испарения земные, следующее за ливнем в жару, самый плотский запах. Такое шло вместе с мужчинами на кочевье в конце тяжёлого дня. Такое носилось в воздухе перед осенним праздником азартных игр, плодов и свадеб. Внутренний голос прошептал: «Ами Фаду, он притворяется! Он не тот, за кого выдаёт себя!» Но Жафар вовсе ни за кого не выдавал.
– Когда-то, Ами, Петел Сак-Баал, многим людям дал спасение. И вот этим коврам, и тем бессчётным книгам...
Жафар кратко, сдержанно и в силу этого невероятно живо, будто всё случилось накануне, и камни ещё не успели остыть, рассказал Ами Фаду про катастрофу, преобразившие мир – Чёрные Дни.
– Два теперешних солнца при рождении были вдвое ярче и неслись вдвое быстрей. Трещина в сводах главного читального зала, она не сделана людьми в качестве источника света. Когда два солнца сближаясь, шли с востока на восток, горы дрожали. Одно накрыло другое в зените, и своды треснули... Люди искали спасения в открытых долинах, но там палили небесные лучи: и те, что сжигают кожу, и те, что поражают изнутри. Под землёй искали спасения, но где? Горела и рушилась сама земля, пещеры наполнились дымом. Посреди долины – только Сак-Баал, тогда – обыкновенное пристанище караванов, большой постоялый двор, стихийный базар на перекрестье путей. Что в нём могло сгореть: навесы, ковры, шатры, всё вспыхнуло, Сак-Баал опустел. Но через несколько дней, в нём, заполненном дымом, раздался петушиный крик. Обыкновенный, утренний. Люди, задыхавшиеся в пещерах, и люди, метавшиеся по пустыне услышав его, поняли: там можно жить. Они нашли там воду! Много новых источников чистой, питьевой воды! Зерно нашли уцелевшее, сахар. Нашли даже корзину с петухом, брошенную кем-то в спешке! Накормили его, напоили с золотого блюда. Дым Сак-Баала защищал от лучей, потом ветер унёс дым. Жизнь пошла дальше... С тех пор он, петух, для Петел Сак-Баала – священная птица, а воскурения – излюбленная защита от всякого зла.
Жафар наклонился и поцеловал её внимательные глаза поочерёдно:
– Вот как. Всё было.
– Понятия не имела!
«Чтобы у него спросить, чтобы так и сидеть, чтобы ещё долго рассказывал?»
Время возвращаться.
Утром совсем другим взглядом Ами наблюдала и небо над султанской столицей, и крепости домов. Повсеместные запахи, дымы, приправы, благовония обрели дружественное значение. В Библиотеке Жафара не было, на другой день опять не было...
Когда через три дня Ами появилась на пороге, Жафар висел наверху, на скальной лестнице. Раз-два-три... – полетели вниз томики в кожаных переплётах, и он следом, бесшумной чёрной птицей. Как лучший воин на султанских играх, легко и точно: хлоп!
Спрыгнул и поцеловал её: