Любовь анфас

Дома ее ждала свекровь. На этот раз с кулебякой. Лариска часто думала, что человеку нужно родиться в свое время, чтобы встать на свое место. Свекровь вполне могла бы потеснить Юлию Высоцкую, родись она лет на тридцать позже. Готовила она не хуже. Хотя кто знает, как готовит Высоцкая. Кто-нибудь ел? Изображать электровеник любая может, а вот готовить, как ее свекровь, – это талант надо иметь. Свекровь явно ревновала Высоцкую к кулинарной славе и пробовала ее рецепты. Когда получался шедевр – семья наслаждалась им молча под сердитое сопение хозяйки кухни. Зато если в рецепте была засада: тирамису расплывалось, коктейль горчил, торт напоминал большую клецку, – свекровь лучилась счастьем и заставляла всех взять по добавке, чтобы почувствовали разницу между ней и Высоцкой. Разницу чувствовали все: Высоцкую можно было выключить, а свекровь – нет.

Она готовила в промышленных масштабах, скрещивая продукты и выводя новые сорта блюд. Как у настоящего художника, у нее менялись пристрастия. От грубого реализма в виде борщей и супов она на полгода перешла в абсурдизм и кубизм, посадив семью на сырые овощи, порубленные в геометрические фигурки. Потом метнулась к импрессионизму, наполнив кухню ароматами утреннего Парижа с круассанами и крем-брюле. Через пару месяцев она поняла, что соцреализм ей все-таки ближе, и семья питалась котлетами с картофельным пюре, получая к чаю по маковой фиге. Но, будучи истинным мастером, она милостиво склонилась к смешению жанров. Чем обрадовала домочадцев несказанно.

Лариска уступила ей кухню без боя. Ей осталась мясорубка – низовое звено кухонной иерархии. Но наличие вкусной еды стало отражаться на телесных параметрах. Лариска всегда знала, что существует три типа женских фигур: «песочные часы», «яблоко» и «груша». Сначала у нее поплыла талия. Лариска решила, что становится наливным яблочком, и снисходительно себе это позволила. Но оказалось, что это только первая стадия ваяния груши. Зад стал расползаться так, что талия снова обнаружилась, но в новых границах. Лариска призадумалась. А потом, глядя на одинокую подругу Веру с точеной фигуркой, решила, что не в фигуре счастье. У нее есть муж и дети, которым она любая нужна. К тому же попытки похудеть воспринимались свекровью как личное оскорбление. А кому радость от конфликтов в собственном доме?

По причине избытка денег Лара не работала. Это был ее посильный вклад в семейную ворожбу по приманиванию денег. Муж с полным правом мог пожаловаться, что на нем одном держится благополучие семьи. Что армия иждивенцев лишает его мысли полета. Что его мечты погребены под грузом ответственности за судьбу родных тунеядцев. И деньги, как доверчивые щенята, зализывали его раны, липли к его карманам.

От скуки Лара заходила на кухню все чаще. Там всегда было что-то новое, теплое, хрустящее, ароматное, сочное, пикантное, воздушное, дразнящее, радующее. Там были эмоции и сюрпризы. Правда, они материализовывались в килограммы и фактурность груши, но можно же все сбросить при желании. Желания не было.

На этот раз ее ждала кулебяка. Лара размашисто налила себе чай с правильной мерой чабреца и мяты. Придвинула сахарницу. И тут тревожный звоночек обратился набатным колоколом: сахар был коричневый. Верка на днях рассказывала, что он вредный, но колокол звонил по другому поводу. Вчера в магазин заезжал муж, она точно это помнила. Коричневый сахар – это расточительство, транжирство, мотовство. Это хуже готового фарша. Что-то происходит. Коричневая зараза пробила брешь в стене смутных образов. Она вспомнила, что муж на днях убрал еще добротные брюки в чулан, что искал следы бицепсов на том месте, где им положено быть, что гневался на домашних по поводу чеснока в злосчастных котлетах из накрученного женой фарша. Лара не была дурой, она поняла все быстро и однозначно. И трусихой не была, поэтому отважно сказала себе: «Ну вот и у меня выросли рога. Лучше быть ондатрой без рогов, чем газелью с рогами. Тем более коровой».

* * *

Поделиться Ларке было не с кем. Ближайшая подруга Вера была доброй, но без житейской мудрости. Ее вечно все бросали. В их тандеме сопли и слезы были за Верой, а сострадание и советы – за Ларой. Так сложилось исторически, и порушить этот расклад Лара не могла. Роли расписаны, занавес поднят. Нет, тут нужны другие ходы. Она решила пойти к Наталье Иосифовне. Они были знакомы через Веру, которая, как связной в партизанском отряде, опосредовала их знакомство. Лара симпатизировала Наталье Иосифовне, но не дружила с ней. И это было то, что надо. Нет заданного формата отношений, зато есть доброжелательность и мудрость, которую Наталья Иосифовна приобрела с годами (она была старше лет на двадцать). Лара нашла телефон и напросилась в гости.

Чай ей предложили из пакетиков. Лара уже забыла, что это такое. Запуталась в ниточке, что не укрылось от глаз Натальи Иосифовны.

– А моя свекровь пакетики не признает, – начала учить жизни Лариска.