Любовь анфас

Тем временем Лара пошла работать. Отбор прошла играючи. На вопрос, что она умеет делать, чистосердечно ответила: «Крутить фарш». Тем самым резко выделилась из числа других претендентов. Одуревший за целый день кадровик запомнил только ее, что и решило дело.

Она стала менеджером по торговле памперсами. Оказалось, что ее квалификации вполне достаточно. Имея двух детей, Лариска знала все про опрелые попки. Личный опыт подкупает, она стала нарасхват. Но главное, что вокруг были люди, которые обсуждали присоединение Крыма, рассказывали анекдоты, диктовали рецепты, жаловались на мужей и жен, хандрили без повода, выпивали по поводу. Здесь замечали ее шарфик и скорость похудения. Здесь, пережив шок от ее нагловатых манер и обильного хвастовства, поняли их безобидность и декоративность. За горой памперсов стали проступать человеческие лица. Словом, жизнь резко раздвинула перед Лариской горизонт, пробила кокон ее камерной жизни. В придачу к этому появились свои деньги. На первую зарплату Лариска пошла в дорогой магазин и купила готовый фарш. Наделала котлет с ударной дозой чеснока, запила их коньяком и заснула абсолютно счастливой. Под обеспокоенный взгляд свекрови и страдающие вздохи мужа.

Однако прежний баланс был нарушен. Деньги, льнущие к мужу, почувствовали, что им изменили. Конечно, Лара зарабатывала крохи, но это было делом принципа. Деньги мужа оскорбились, что их верность не оценена, что к их высокой миссии поддержания на плаву отдельно взятой семьи примешиваются еще какие-то копеечные элементы, грошовые прихлебалы, и фыркнули в ответ, что материализовалось в виде кадровых пертурбаций на фирме, где трудился Ларисин муж. Его не уволили, но пододвинули, отдав его место любовнице шефа. Это небольшое изменение имело критические последствия. Теперь его руки не дотягивались до распила бюджета. Зато любовница шефа ходила вся в опилках и стружках, что окончательно и бесповоротно убедило мужа Лары, что любовницы – зло.

Сбылось проклятие из советского кинохита: «Чтоб ты жил на одну зарплату!» Но меньшие деньги, как ни странно, оказалось легче тратить. Просто потому, что сберегать их было бессмысленно. Слишком долго нужно было отказывать себе в настоящем, чтобы что-то приобрести в будущем. Откладывать двадцать лет, чтобы покормить с рук несчастного носорога в какой-нибудь Танзании? Копить сто лет на яхту? Лучше надувной матрас купить – двухместный. И поехать с Ларой куда-нибудь на наш юг, пить домашнее вино, высасывать бульон из промасленных чебуреков, мазаться сметаной. Не кремом, а именно сметаной, как в молодости. И слизывать ее с Ларкиной спины.

* * *

Путь к сметане пролегал через романтический ужин. Отправив мать с детьми на дачу, муж заполнил дом свечами и цветами, подготовив площадку для примирения. В предполагаемом сценарии ожидалось троекратное «прости» со счастливым финалом:

– Прости!

– Никогда!

– Прости!

– Ни за что.

– Прости!

– Уже простила…

Дальше занавес должен опуститься, скрывая постельную сцену. Конечно, не так буквально. На эту формулу можно и нужно было навешивать дополнительные слова про то, что «затмение нашло», «сам себя проклинаю», «что имеем – не храним» и прочее, но в общем виде идея представлялась простой и понятной. А главное, работающей.

Но схема дала сбой. Ухаживать за женой оказалось увлекательно, но бесперспективно. Лара выслушала, запила услышанное шампанским, выловив оттуда лепесток розы, и предложила остаться друзьями. Сохранив, разумеется, семейный союз ради детей. Она была краткой и спокойной, как Сталин на встрече с рабочими, а он болтливым и возбужденным, как Горбачев в той же мизансцене.

До каких-либо объяснений Лара не снизошла. Она гасила его вопросы так, как будто он еще не дозрел до ответов. Как будто он маленький почемучка, озадаченный радугой, а у нее нет сил и слов объяснять ему про спектральное разложение световых волн. Вместо многогранного «прости» вышло сплошное «почему?».

– Почему?

– Я так хочу…

– Почему?

– Так будет лучше.

– Почему?!

– По кочану!

На том и разошлись. Точнее, условились, что расходиться не будут. Будут жить, добра наживать, детей поднимать, кулебяки есть. Вставая из-за стола и давая понять, что романтический ужин закончен, она сказала: «Да не волнуйся ты так. Для тебя же ничего не изменится. Ты всегда так жил».

В архиве их супружеской жизни хранились безобразные сцены, когда Лара кричала на мужа, оскорбляла его, называла самыми бранными словами, какие знала ее не очень возвышенная натура, но так больно она еще никогда не делала.

* * *

Время не лечит, а смиряет. За неимением выбора муж принял новый семейный и финансовый расклад. Река их семейной жизни вошла в свои берега. Но река течет, и берега вокруг обновляются, за излучиной может ждать что-то новое. И уже измученные однообразием пейзажа гребцы могут увидеть то, что оторвет их от весел, заставит замереть в созерцании неожиданной красоты.