Любовь без мандата

…Скорятин, морщась, поблагодарил Ольгу за скорую помощь и посмотрел на часы: без десяти шесть. Можно вызвать такси, поехать на Сивцев Вражек, смести снег с «Вольво» и рвануть, как тогда, в 1989-м, в Тихославль. Но во-первых, придется подниматься в квартиру – за ключами и техпаспортом, а значит, разговаривать с Мариной, слушать ее вранье или, еще хуже, правду. Во-вторых, после такого снегопада дороги вычистят к утру – в лучшем случае. Можно полночи простоять в заторе на выезде из Москвы. Да и выпито немало. Это раньше, при советской власти, махнул редакционной корочкой – и наблюдательный гаишник сразу брал под козырек: связываться с прессой себе дороже. Сколько погон слетело за неосторожное вымогательство у водил, оказавшихся журналюгами! Теперь совсем не так: вытрясут, как бабушкину копилку. Капитализм. Ради денег на все готовы. И правды не доищешься. Вон, ответсек «Московского календаря» пожаловался в МВД, так его стали на каждом перекрестке тормозить, штрафовать, мучить, номера снимать. «Покажите-ка огнетушитель! Ясно, на три дня просрочен. Пройдемте!» А уж если «выхлоп» изо рта унюхают, держись: разденут, как в подворотне. Странно, что еще на кремлевские башни до сих пор вместо звезд долларовые загогулины не нахлобучили. Честнее будет! К тому же бывший главный редактор столько лет разъезжал на служебной машине, что отвык сам крутить баранку. Надо учиться заново…

Он снова нажал кнопку селектора:

– Оля!

– Аушки?

– Посмотрите, когда поезд на Тихославль? Или лучше даже автобус. Их теперь много.

– Одну минуточку!

– И закажите мне гостиницу в Тихославле.

– Сейчас, Геннадий Павлович.

…Возле голубого дебаркадера народу не было – только вездесущие куры ворошили клювами подсолнечную лузгу, оставленную на берегу пассажирами. Тускнеющее солнце на розовой туче опускалось в воду почти незаметно, точно теплоход в шлюзовой камере. На чугунном быке сидел сторож в тельняшке и курил ядреный «Памир». Вокруг него, не решаясь приблизиться, роилась мошкара. Пустая пачка с силуэтом «нищего в горах» валялась у ног, обутых в кирзовые сапоги с обрезанными голенищами.

– Давно? – спросил Гена.

– Эвона пошел! – Дед беззубо улыбнулся и показал на дымок, поднимавшийся из-за стрелки. – И где ж ты, милок, гулял?

– Когда следующий?

– Завтра. Импортная? – Он кивнул на «Москвич».

– Отечественная.

– Ишь ты! Ускорение, значит?

Объясняя сторожу, чем новая, 41-я модель отличается от прежней, спецкор осознал: ждать утренний катер бессмысленно. Ну, доберется он до Затулихи и что скажет Зое? «По веничку соскучился…» Если бы любовь обходилась без слов! Если бы… А еще там Колобков, который, судя по всему, с удобством занял его, Генино, место. С ним-то что делать? Стреляться через платок? Видно, один пистолет не заряжен для того, чтобы кого-то обязательно прикончили и благородной даме не пришлось, краснея, мучиться выбором. Могла бы, между прочим, утешиться и не так скоро…

Но Гена не уезжал, он медлил, страдал, бродил по городу, замечая перемены. На куполах прибавилось крестов, иные храмы стояли в лесах. Кажется, советская власть наконец помирилась с Церковью. Все-таки родственники, хоть и дальние. На клубе речников появилась самодельная вывеска «Штаб народного фронта». Потом Скорятин томился в машине возле библиотеки, уставившись на то место у колонны, где в последний раз целовался с Зоей. На доске у входа вечерний ветер шевелил объявление об окружном собрании по выдвижению кандидатом в народные депутаты первого секретаря обкома Рытикова А.Т. Начало смеркаться. Сирень запахла дешевыми духами. Они тяжелой пеной навалились на заборы, напоминая белую и фиолетовую пузырчатую квашню, прущую через края бадейки. Куры вышли из подворотен на вечерний клев и с опаской оглядывали незнакомый серебристый автомобиль. По ступенькам сбежала Катя со свертком в руках. Увидав Гену, выскочившего навстречу ей из машины, она страшно испугалась и умчалась, скрежеща каблучками о булыжники.

В Москву он вернулся под утро. Марина не спала, сидела над пищащей Викой. Из красной сморщенной попки торчала оранжевая газоотводная трубка.

– Ты куда пропал?

От нее пахнуло теплой молочной несвежестью, как от коровы.

– Машина сломалась. Советское – значит лучшее!

– Тише!

– А что такое?

– Миша у нас заночевал.

– С чего это?

– Борька не отпускал.

– Даже так?

– С сыном надо чаще разговаривать!