Достаю из-под ёлки новогодние шуршащие пакеты и вручаю каждой. Варюша с энтузиазмом вскрывает упаковку и разглядывает набор детской косметики в серебряном сундучке. Я долго выбирала то, что могло бы им понравиться и немного волнуюсь.
- Не надо мне от тебя ничего, - отворачивается Вера, отбросив пакет. - Тебя все равно скоро не станет. Так мама сказала.
Варя испуганно опускает глаза, а Глеб сжимает зубы.
Глава 43. Ксения.
- Быстро наверх, — шипит Громов, рукой указывая дочери путь на лестницу.
В Вериных уголках глаз скапливаются слёзы и она, вскочив, улетает на второй этаж.
Глеб осматривает меня с ног до головы, будто проверяет целостность и переводит взгляд на Варю, словно загнанную в угол. По всей видимости, вспоминает, что ей противопоказаны волнения, поэтому смягчается и пытается улыбнуться.
- Я сейчас, - поднимается из-за стола и уходит.
Сжимаю и разжимаю дрожащие руки. Я ждала чего-то подобного. Я не нравлюсь Маргарите. Это ни секрет и ни новость. Я не открыла для себя Америку той информацией, которую выплеснула на меня Вера.
Варюша следит за мной из-под опущенных ресниц.
- Мама не плохая, - сообщает она воинственно.
- Нет, конечно, - мну салфетку с изображением еловых веток. – Я так не считаю, зайчик.
- Она просто… несчастливая, - добавляет девочка, тяжело вздохнув.
Поднимаю удивлённо брови, восхищаясь проницательностью двенадцатилетнего ребёнка.
- Да, она несчастливая, - повторяет, ещё раз поразмыслив. – И ей не нравится, что папа счастливый.
Вот так, сидя за новогодним столом и болтая ногами, дочь охарактеризовала нескончаемые судебные препирательства своих взрослых, умудрённых опытом родителей.
- А я рада, что папа счастлив, - заявляет вдруг она. – У него даже морщины появились.
Показывает пальцами на свои щёки, там, где у Глеба, когда он всякий раз улыбается, образуются заломы.
- Морщины - это хорошо? – спрашиваю, сделав удивлённое лицо.
Она с видом выдающегося знатока вздыхает.
- Нам, женщинам, плохо. А папе хорошо.
- Ясно, - пытаюсь сдержать невольную улыбку.
- Ты хорошая, - продолжает вещать Варя, откинувшись на стул. Боже, она так в повадках и движениях похожа на папу, что я зависаю, разглядывая её. – Я вижу, что хорошая. Некоторые люди делают вид, что они добрые. А на самом деле злые. А ты не такая. Ты изнутри светишься. Как лампочка.
- Как лампочка? – повторяю, сдерживая смех.
- Да, - произносит она предельно серьёзно, смотря на меня карими глазами. Они не такие тёмные, как у Глеба, но очень их напоминают.
- Спасибо, Варюша, - наклоняюсь и глажу её по руке. – Ты меня так поддержала. Я тебе благодарна. Давай чай пить с тортом?
- А торт, случайно, не творожный? – морщит носик.
- Нет, конечно, - округляю глаза. – Шоколадный.
- Ладно тогда, - кивает. – Мы с Верой не любим, когда творожный.
- Буду знать, - достаю из холодильника заранее выбранный в кондитерской торт. – А что вы ещё не любите?
- Ну… я не люблю рыбу, как папа, - удивляюсь и с улыбкой вспоминаю, как Громов уплетал лосось в ресторане, когда хотел поговорить со мной. Наверное, даже не заметил. – А Вера не любит курицу.
Ну хоть в чём-то мы с ней похожи, - фиксирую про себя.
С лестницы раздаются шаги и на кухню заходят Глеб с Верой. Мужская рука лежит на хрупком плече.
- Извините, - говорит она, шмыгая носом. – Я больше так не буду.
Её отец удовлетворённо кивает и выставляет для дочери стул, помогая усаживаться.
- Торт будешь? – пододвигаю белоснежную коробку.
- Какой? – спрашивает Вера настороженно.
- Шоколадный, конечно. Творожный торт - полный отстой, - подмигиваю заговорщически Варе.
Девочка окончательно расслабляется и немного улыбается:
- Тогда буду!
Дальнейший вечер проходит без происшествий. Глеб ведёт себя свободно, я тоже забываю досадный момент. Около одиннадцати вечера девчонки начинают зевать и отправляются в детскую комнату, я же пока ими занимается отец, надеваю платье и распускаю волосы. Обновляю макияж, чтобы встретить Новый год во всеоружии. Чтобы быть для него красивой.
- Ого, - присвистывает Глеб, когда заходит в спальню. Пробегается глазами по моей фигуре, обтянутой красным шёлком, как перчатка. – Сейчас ослепну.
- Не переигрывай, Громов, - обвиваю его шею, наслаждаясь тем, как сильные руки впиваются в ягодицы.
- Я серьёзно, - легко целует в шею. - Придётся тоже переодеваться, чтобы хоть как-то соответствовать. В моём-то возрасте.
- У тебя прекрасный возраст, - шепчу ему на ухо. – Мой любимый.
- Может ну их эти куранты? Останемся здесь? – спрашивает, забираясь ладонями под платье.
- Глеб, - снимаю с себя руки. – В соседней комнате спят твои дети.
Он тяжело вздыхает.
- Сразу знал, что плохая была идея, - шутит и стягивает свитер. – Сейчас приму душ и спущусь.
На первом этаже приятный полумрак, который создаёт волшебная светящаяся гирлянда на ели. Подготавливаю лёгкие закуски и охлаждённое шампанское с бокалами. Телевизор включаю больше для контроля времени и тех самых ненавистных Громовым курантов.