Любовь без обид

В бар вошла женщина бальзаковского возраста, с пышной высокой причёской, какие делают дамы, чтобы всячески привлечь мужское внимание. Одета она была в плотно облегающее чёрное платье, которое во всю подчёркивало её безудержно полнеющую фигуру.

– Мария Ивановна, – сказала она, протягивая руку, – я много наслышана о вас доктор и рада, что мы познакомились сегодня вживую. Мне известно, что вы сдали экзамен по специальности на отлично. Поздравляю!

– Спасибо Мария Ивановна.

– У меня к вам уйма вопросов медицинского толка, мы потом переговорим. А пока отобедайте и отдыхайте.

Она ушла, но успела исподтишка показать Тамаре большой палец.

– Она очень добрая женщина, но хворая. Ты уж ей обязательно помоги по части медицины.

– Ну конечно помогу. О чём разговор. Пускай посидит с нами, пообедает. Я приглашаю.

В то время медицины, как частной лавочки не существовало, даже в Москве. Больные вынуждены были отстаивать огромные очереди в поликлиниках, а чтобы попасть на лечение в какую-нибудь нормальную клинику, тут уже не обходилось без знакомств и связей.

Скоро к нам присоединились ещё и Эдик с Зарой и мы устроили пышное застолье, где хватило место также и для Марии Ивановне.

Эдик принёс из своего запасника отборный армянский коньяк, все выпили и приятно захмелели.

– Говорят армяне мастера рассказывать смешные истории, – лукаво сказала Мария Ивановна.

– Ну это у нас Арутюн большой мастак. Давай Арутюн, расскажи байку про того японца.

– Давай Артюша. Мы тебя внимательно слушаем.

– Ну так вот, – начал я, – слушайте:

– Приехал как то к нам в мед. Центр один японец из фирмы "Алока" прибор чинить по гарантии. Нормальный такой японец – очень вежливый, волосы чёрные ёжиком на большой голове, очки на узеньких глазках. Говорить по- русски и тем более по-армянски ни бэ ни мэ, чуток на инглиш и всё. Про страну Армению знал самую малость – near the Turkey – и то наверное высмотрел в последний момент на гугл картах.

Сперва он внимательно схемы рассматривал, потом долго копался в приборе, но видимо не въехал. После чего сказал, что ему надо сконцентрироваться – попросил коврик и долго на нём сидел в позе «лотоса». К этому времени подошёл час обеденного перерыва, или ленча по-ихнему. Я было засуетился чтобы стол накрыли по всем правилам армянского гостеприимства, но он запротестовал и попросил всего одну порцию постного риса и стакан апельсинового сока. После перерыва опять возился, но приборчик опять не заработал. И так продолжалось ещё два дня – с утра копаемся в схемах, электронных кишках, затем опять поза «лотоса» и опять постный рис. Вечерами выгуливаться отказывался, заявив, что должен искать решение проблемы в интернете и переписываться с коллегами.

На третий день мне надоела тупо следить за бесплодными инженерными мучениями, и я заявил, что с сегодняшнего дня мы будем жить в армянском режиме. Японец хотел было запротестовать, но я строго сказал, что тут нет ничего личного – это на благо общего дела. Он удивился изрядно, но уже не смел возражать.

И вот после очередных напрасных попыток реанимировать прибор я повёл его в хинкальную.

– Что это? – спросил он, увидев огромное блюдо дымящимися хинкалей. На что я с гордостью ответил – кавказские равиоли. Японец принюхался и заявил, что он этого не осилит, а если и съест пару штук то потом должен будет долго сидеть в позе «лотоса». Я ответил, что без соответствующих навыков ему это конечно не осилить даже, если сидеть полдня на голове. Тут нужна выучка, сказал я и начал показывать, как надо есть – «надкусываем топ хинкаля затем, смакуя высасываем из него горячий бульон, причём так чтобы ни одной капли не уронить на тарелку, а затем съедаем всё остальное».

Японец не выдержал моей аппетитной рожи, которая глотала хинкальки один за другим и, выпив армянского пивка, проглотил первый десяток хинкалей, причём сделал это с энтузиазмом человека, который в последний раз наедался в сиротском приюте. Я осторожно налил ему рюмочку 50 грамм кизиловой водки(кизиловки менее 50 градусов просто не бывает по определению, ибо она в этом случае непригодна для питья) и предложил выпить за успех нашего дела. На его вопросительный взгляд я успокаивающе ответил – это всего лишь армянское саке. Он, убаюканный таким родным для японского уха словом, быстро опорожнил рюмку и тут же один за другим расправился со вторым десятком кавказских равиоли…

Когда мы вышли из хинкальной, нас было уже не узнать. Мой японец выглядел, как все нормальные люди, которые ещё раз убедились, что пиво без водки – это деньги на ветер.

– Отлично поели, – заявил он с поплывшей рожей. – но….

Я понял, что ему чего то не хватает.

Обычно после обильного застолья, многие хотят то о чём стесняются сказать вслух. Я знал, что японцы сексуальны, а иначе у них не был бы так развит институт гейш. Рассмотрев в глазах японца до боли знакомый тестостероновый блеск, я произнёс слово «гейша», чем вызвал у него приступ гомерического смеха, и потом я долго соображал угадал я его желание или нет.

– No heysha, – сказал он наконец, утирая слёзы, – I want cancer.