Теперь это все сошлось: их руки и ноги, его глухие стоны, ее собственное бормотание, этот голод внутри ее, терзающий и раздувающийся, когда его рука гладила ее между ног, прошлое и настоящее, Гонконг, деревушка.
Она коснулась его члена и двигала его, пока его головка не коснулась ее влаги. Вожделение, думала она, – это не просто желание. Не важно, есть свет или нет. Минна вскинула бедра и застала его врасплох, он произнес что-то невнятное, и она почувствовала его давление.
Фин с трудом проникал в нее, по лицу было видно, что он еле сдерживает себя. Она ощутила жгучий дискомфорт, почти такой же острый, как в первый раз, когда не чувствовала ничего, кроме боли. Тогда
Растущая сладость была слишком жидкой и бесформенной, чтобы ей можно было доверять. Минна опасалась, что если покорится ему, то распадется на миллион кусочков, которые никогда снова не соберет. «Я тебя не знаю», – подумала она. Теперь настало время для тьмы, чтобы они могли быть незнакомцами. Она была неприятно поражена, почти испугана, что глаза у него открыты и он смотрит на нее. Даже теперь он чего-то ждал от нее. Минне это не понравилось. Он прошептал ей: «Давай». Минна не поняла: что еще она может дать ему?
– Минна, – сказал он. Но он не вправе требовать от нее чего-либо. Это акт совершается с ее собственного согласия.
И вдруг он прочитал ответ на ее лице, потому что глубокий поцелуй, которым он одарил ее, показался более полным и трезвым, чем дикий штурм несколько секунд назад. Его толчки усилились, как будто он устал и хотел с этим покончить. Минна впилась ногтями в его спину и ждала. Теперь она стала чувствовать, как его тазобедренные кости больно впиваются в нее, и как у нее самой болят суставы, и как подступает обида и ощущение, которое она испытает потом: потерянность и опустошенность, – как будто она отдала нечто, чего ей теперь не хватает, и тщетно пытается это вернуть.
Он упал на живот рядом с ней, прерывисто дыша ей в плечо. Глупо испытывать разочарование, думала она, глядя в выбеленный потолок, огромная трещина прошла по нему, слабый след от недавнего дождя. Минна хотела использовать момент и порезвиться, и ей это удалось. Она испытала новые ощущения, которых не знала раньше с Генри. Когда Эшмор схватил ее за волосы и проник между ее ног, она поняла Клеопатру, и Иезавель, и Еву.
Минна хотела сесть. Фин поймал ее за руку.
– Мы еще не закончили, – мягко сказал он.
Она высвободилась из его рук и так толкнула его в бедро, что он перевернулся на бок и оперся на локоть. Выразительно посмотрев на влажную дорожку между ними, Минна вскинула бровь:
– А я думаю, закончили.
Он развеселился.
– Ты весьма сведуща в подобного рода делах, не так ли?
Он что, смеется над ней?
– Не исключено. – Она потянулась за одеялом, соскользнувшим на пол, и прикрыла им грудь. Фин не сводил с нее глаз. – А ты в этом сомневался?
– Вовсе нет, – просто сказал он, – Только мне кажется, что твое образование не полное. У тебя ведь не было оргазма, правда?
Она перевела взгляд на трещину в потолке. Теперь, когда тело ее охладилось, становилось все труднее не чувствовать себя глупо и немного растерянно. Казалось, будто она пришла в себя после представления, которое, как она думала, устроила она, а теперь зрители смотрят на нее, недовольные, и никаких аплодисментов. Эшмор, казалось, не верил, что она может думать, будто делает все хорошо. Будь он проклят за это!
– Мои извинения, если вы не получили удовольствия, – сказала она.
– Можно поспорить, что это не имеет отношения ко мне, не считая удара по моему самолюбию. – Он помолчал. – Или так и есть? Ты думаешь, что это имеет отношение к тому, чего я хочу?
– Не знаю, что ты имеешь в виду. – Может быть, она и не знает; когда он продолжил изучать ее, она почувствовала упрямство и немного злости. Кажется, он твердо решил вытащить ее из скорлупы. Но он и так уже это сделал: она голая, и он развлекся с ней. Пусть поищет в другом месте, если ему нужно дополнительное развлечение.
– Сядь, – сказал он.
– Ты и так уже все видел.
– Светская женщина, а боишься показать мне сиськи?
Она уставилась на него:
– Опять твой грязный язык.
Он пожал своим мускулистым плечом:
– Я могу выражаться еще грязнее.
– Нечего этим гордиться.
Он улыбнулся:
– Не прикидывайся, будто тебе это не нравится. – Он сорвал с нее одеяло. – Расставь ноги, Минна.
– Зачем? Ты уже кончил.
– А ты – нет.