Любовь без обмана

В двух шагах от двери Минна поняла: она убегает как трусливый заяц, и все из-за Коллинза. Она остановилась, глядя на ручку двери. Мистер Монро невнятно бормотал на кровати, беспомощный, как ребенок. В бреду он может выболтать все свои секреты.

Она не позволит Коллинзу, этой скотине, заставить ее сбежать.

Минна снова вернулась к мистеру Монро, потирая грудь, чтобы успокоить себя. Сердце у нее неистово колотилось. Монро был необычайно красив. Он совсем не такой, как Коллинз. Он враг Коллинза. Не финансист, а шпион.

На самом деле в это легко поверить. Раньше, безупречный и презрительно ухмылявшийся в своем дорогом, сшитом на заказ смокинге, он казался ей человеком с большим самомнением. Она могла легко представить себе его нанимающим какого-нибудь головореза, чтобы устранить своих конкурентов. Но теперь, с закатанными рукавами рубашки, обнажившими мускулистые руки, он походил на человека, привыкшего нести более тяжелый груз, нежели банковские чеки. Он выглядел так, словно и сам готов сыграть роль бандита.

Минна глубоко вздохнула и вернулась к постели. Она никогда еще не встречала человека, которого сочла бы равным своему отчиму, но теперь у нее появилась возможность пересмотреть этот вопрос. Ей даже не пришлось бы в этом случае обращаться к консулу.

Волосы падали ему на глаза. Минна наклонилась, чтобы отвести их, и задержала прядь в пальцах. Мягкие и густые, как она и предполагала, каштанового цвета, как у эбенового дерева. Глаза были такого же цвета, как волосы, кожа была смуглой для человека, работающего в помещении.

— Вы с каждым мгновением становитесь все интереснее, — пробормотала Минна. Его кожа была в ужасных пятнах, а дыхание очень слабое. — О, мистер Монро… вам лучше спокойно полежать!

Он издал какой-то слабый звук. Мистер Монро едва помещался на кровати, а в бреду отшвырнул слугу через всю комнату. По своей природе шпион опасен. А она женщина маленькая, хрупкая.

Ей нельзя об этом забывать. Она может оказаться в опасности, когда он очнется. Ведь это ей известен его секрет.

Во рту у нее стало горько. Может, от отвращения, но скорее от злости. Разве он не мог довериться ей? Она хорошо изображала любовь к своему отчиму, как того требовал Коллинз. Но если бы только он смог разглядеть правду — если бы только она поговорила с ним! Она рассказала бы ему все, передала бы ему все сведения. Она тут же сунула бы ему в руку ружье и показала путь к квартире отчима, аплодируя, — если бы только он мог передвигаться. Уж очень не вовремя Монро заболел. Если Коллинз подозревает его в темных делах, то к утру он будет мертв. Похоже на чудо, что этот человек не умер через час после того, как Коллинз вернулся из клуба.

Минна затаила дыхание.

"Это больше всего напоминает мне белладонну".

Минна бросилась к шкафчику с лекарствами.

Кто-то бормотал секреты. Вот они, факты, которые Фин берег больше жизни, а их произносили как детскую песенку. Он понимал, что это значит. Сегодня ночью кто-то умрет.

На него накатился свет. Он пронизал его кости, расплавив их до кипящей жидкости. Кости, пот, слезы катились из его глаз, текли по вискам. Он не будет мигать, пока не сфокусируется, не всмотрится в свечение…

Все исчезло. Пепел и тьма. Кто-то кашляет. Это кашель старого человека, умирающего человека, его отец кашляет кровью в конце жизни. К тому времени как Фин нашел его, кожа у него пожелтела, стала цвета ободранных обоев, высохла, Господи, какой свинюшник! Если ему никогда не пришлось бы вернуться в Кале, он благодарил бы за это Бога. Вокруг запах смертного одра — кровь, нечистоты, и плесень, ползущая по основанию стены. Старик сердился. Фин вывернул свои карманы: "Я не лгу. У меня нет ни одной монеты, мне нечего тебе дать". Кашель снова одолел отца, тяжелые изматывающие приступы, но он продолжал качать головой; этот жар разрушил его мозг задолго до того, как болезнь, карты и спиртное — их отношения. Набрав в грудь достаточно воздуха, отец сказал: "Будь ты проклят, Финеас. Ты врешь". Хлынули проклятия, окрашенные кровью, и, отвернувшись, Фин понял, что ему нужно вытереть отцу лицо.

— Проснитесь!

Глаза. Синие, как что-то холодное — глубокое море и зимние небеса. Он ухватился за них, Они успокаивали его. Где-то он их уже видел.

— Ш-ш! — раздался голос, и ниже этих глаз он увидел губы, приоткрывающие мелкие белые зубы как явную угрозу. — Тихо. Проглотите это. Сейчас же!

Горький вкус жидкости напомнил ему о том, что у него есть рот. Язык у него слишком высох. Отец небесный. Это ведь он говорил. Он выдавал секреты.

Он умрет сегодня ночью.