А еще позже Павел Лопатин прочитал в газете «Царская Россия» статью о невероятном случае, произошедшем на Волге. Корабль, перевозивший грузы, бандероли и письма, потерпел крушение. Спасти смогли немногое, большая часть товара ушла под воду. Когда же разбирали то, что не погубила вода, увидели кожаный мешок, в котором лежали чудом уцелевшие письма. Спасенное имущество разобрали его владельцы, а о почте забыли. Еще полгода мешок пролежалв ожидании хозяина. Когда же о нем вспомнили, решили, что лучше поздно, чем никогда, и письма были разосланы адресатам.
Оказывается, письмо Павла долгое время пыталось догнать Марину, семья которой переезжала с места на место. И тут Лопатин обратил внимание на марку, приклеенную к конверту.
Когда купил ее на почте и клеил к конверту, он вообще не придал ей значения. Потом Павел, типографский рабочий, увлекся коллекционированием редких и необычных марок. Особенно ценились те, что имели какие-либо ошибки, опечатки, неверно указанные даты. Павла Лопатина интересовали именно эти экземпляры. Так, например, он безуспешно разыскивал марку с портретом Софии Фредерики Августы Анхальт Цербтской, родившейся 2 мая тысяча семьсот двадцать девятого года (будущей Екатерины Второй, императрицы Всея Руси), на которой был неправильно указал год ее рождения – тысяча семьсот двадцать седьмой.
Марка печаталась в их типографии, и шрифт набирал вечно пьяный Сенька Кулаков, у которого после двух стаканов водки и закуски в виде замасленного рукава все расплывалось перед глазами. Когда же ошибку заметили, уже было отпечатано пятьдесят экземпляров. За такую оплошность Сеньку выгнали взашей, а марки сдали вместе с другими, пытаясь всячески скрыть оплошность. Так искомое само пришло в руки Павла Лопатина. Марки Павел Лопатин собирал до конца жизни, и его коллекция была одной из лучших в России. Но сохранить ее в семье не удалось. В сорок первом Павла убили на фронте, а Марина, оплакивающая мужа и молящая Бога о сохранении жизни сына и невестки, волею рока оказалась в блокадном Ленинграде. Именно тогда бесценная коллекция мужа спасла жизнь ей и двум внукам. Как ни странно, но даже в такое тяжелое время находились желающие купить марки. Они были бесценны для Павла Лопатина, а для Марины имели цену – половинка буханки хлеба, иногда – целый кирпичик. Маленькие бумажные прямоугольнички и квадратики поддерживали силы, спасали от голодной смерти. И только одну-единственную марку Марина не продавала, не могла, не смела... пока в квартире не осталось ничего, что можно было бы обменять. Женщина долго мучилась, несколько дней отдавала внукам свою пайку хлеба, но силы медленно покидали ее, и она решилась. Достала из шкатулки семейную реликвию, бережно завернутую в несколько тетрадных листов. Да, это она, та самая, которой так дорожил ее муж. Марка, наклеенная на конверт с посланием юной Стрельниковой... Вся жизнь промелькнула перед глазами Марины. Она вышла из квартиры, зашла в соседний подъезд, постучала в дверь. Ей открыл плотный мужчина и впустил в помещение.
– Что, Марина Арсеньевна, надумали? – поинтересовался он.
Женщина кивнула.
– Покажите. – Он протянул дрожащие от нетерпения руки к тетрадному листу, на котором лежала марка. – Подождите секунду. – Он зашел в комнату, взял со стола лупу и тщательно изучил то, что принесла Марина. Потом с довольной ухмылкой на лице посмотрел на женщину и сказал: – В последний раз я предлагал вам три банки тушенки и два мешка крупы. Но сейчас ситуация изменилась, блокада продолжается, и неизвестно, сколько мы еще продержимся. Продуктов практически не осталось в городе, поэтому все, что могу дать вам за марку сегодня, это полмешка крупы и две буханки хлеба. Согласны?
У женщины затрясся подбородок, она с трудом держалась, чтобы не заплакать от унижения, и снова кивнула головой.
Через день блокаду Ленинграда сняли...
Когда сын Марины Арсеньевны, Андрей, вернулся с фронта, мать, расстроенная тем, что не уберегла семейную реликвию, горько причитала у него на груди и просила прощения. И тогда Андрей Лопатин пообещал, что обязательно восстановит коллекцию отца и вернет эту марку. За пятьдесят пять лет Андрей выкупил бульшую часть марок, которые в свое время собрал его отец, но ту, единственную и вожделенную, найти не смог.
Снабженец, обменявший марку на полмешка крупы, выехал с семьей в Москву, побоявшись гнева соседей, ведь ни для кого не было секретом, чем и как он нажил свое состояние. А разыскать его Андрей Павлович Лопатин не успел.
Дед Виталика был настоящим коллекционером, именно поэтому за долгие годы жизни он не сколотил никакого состояния и не накопил денег на сберегательной книжке (все равно сгорели бы!). Они с женой не сменили мебель, купленную еще в шестидесятых, и тащили всю рухлядь за собой при переезде из Санкт-Петербурга в Москву. Денег не хватало: все более-менее лишние деньги он тратил на восстановление отцовской коллекции. Уговаривал, просил, переплачивал, но постепенно пополнял альбом. Он был одержим этой идеей, и она стала смыслом его жизни.