Любовь без рецепта, или История Нади Шараповой, родившейся под знаком Девы

Тюленева, как я уже знала, была бухгалтершей, которая долго, но безуспешно подъезжала и к Меркулову, и к Борицкому — наиболее завидным кавалерам в центре из числа холостых. Потерпев в этом предприятии неудачу, она переключилась на пациентов и пользовалась любой возможностью, чтобы пройтись по нашим коридорам и продемонстрировать себя во всей красе. Она носила обтягивающий свитер и неприлично короткую юбку, а халат, который ей приходилось надевать в медицинском корпусе, всегда был небрежно расстегнут, дабы ничто не мешало мужчинам обратить внимание на ее очевидные достоинства.

Когда она проходила через отделение, сестры неодобрительно косились ей вслед. «На охоту вышла!» — зло комментировали Маринка с Дашкой. У бухгалтерши и вправду было какое-то хищное выражение лица.

— Меркулова оставляешь, значит? — спросила Дашка.

— Что? Почему?

— Да ты что — это же такой шанс! Меркулов всего лишь заведующий отделением, а Борицкий здесь бог и царь, к тому же не молод. Проживешь с ним немного, а там, глядишь, прости господи, он и коньки отбросит! Тебе все останется, а у него знаешь, какой домик? Особняк старинный в стиле то ли модерн, то ли постмодерн — я в этом не разбираюсь, и машина с шофером. — завистливо шептала Даша. — Словом — хватай!

Дашины слова сильно меня покоробили, но возражать ей я не стала — зачем? У нее своя жизненная философия, все равно не поймет. Я только улыбнулась и перевела разговор.

Во время обхода все шло привычно. Томилин успел дважды повторить свое предложение насчет того, чтобы пойти к нему в содержанки. Я перестала даже возмущаться — привыкла, как привыкаешь к пошлой рекламе какого-нибудь товара, который все равно не собираешься покупать.

Господин Витман тоже преподнес сюрприз, предложив мне колье с рубинами за «маленький и быстрый», как он выразился, стриптиз. Колье он вытащил из тумбочки, как бутерброд или шоколадку. Семь камней побольше посередине, и маленькие по сторонам. Поскольку само собой оно появиться не могло, я заключила, что колье специально принесли по его просьбе. То есть он заранее все обдумал и приготовился… Красивая вещь, слов нет! Я, разумеется, отказалась.

— Ну почему, душенька? — вопрошал он патетически. — Для вас это не будет стоить ровным счетом ничего. Вы ведь каждый день раздеваетесь: перед тем, как принять ванну, перед сном! Я унесу эту тайну в могилу, до нее уже недалеко — не думаю, что доживу до нового года. Вам останется на память обо мне колье, а вы скрасите недолгий остаток моей жизни, подарив несколько минут счастья…

Он перекладывал колье из руки в руку, переводя взор с него на меня и обратно.

Я покачала головой, наполняя шприц.

— Очень жаль, — сказал он, вздохнув, — но вы все же подумайте на досуге, а оно будет ждать вас!

— Нет-нет! У меня есть принципы.

— Принципы — это прекрасно! — сказал Виталий Лазаревич. — Но я ведь на них и не покушаюсь… Вот взгляните!

— У вас наверняка есть родственники, — сказала я. — Будет куда лучше, если эти драгоценности останутся в семье.

— Где они, эти родственники? Вы их видите? — возмущался Витман, переворачиваясь на живот. — Они заняты тем, что делят мои деньги, хотя я еще, как вы можете заметить, жив! Не беспокойтесь о моих родственниках, Наденька, они и сами о себе побеспокоятся…

Я вколола шприц и медленно вводила лекарство.

— Лучше попросите унести эти драгоценности — здесь не место для таких вещей, а я их все равно не возьму!

— Пока живу — надеюсь! — глухо прошамкал он в подушку. — Надежды, как вы, вероятно, слышали, юношей питают, отраду старцам придают! Вы заметили, Наденька, игру слов? — всклокоченная голова повернулась, и хитрый глаз уставился на меня.

Я кивнула. Заметила, старец.

Он перевернулся и в последний раз, соблазняя, помахал в воздухе украшением. Даже неяркий осенний свет, проникавший сейчас в палату, заставлял камешки переливаться так, что дух захватывало.

Я вышла и глубоко вздохнула. Искушение Надежды Шараповой! Неужели есть такие, что согласились бы на подобное предложение? Наверняка… Игорю я решила ничего не говорить — в конце концов, старик не хотел ничего дурного. И на Томилина тоже решила не жаловаться, бог с ним.

Что касается Варламова, то он в самом деле не стал идти на конфликт. Ему, на всякий случай, рассказали про какое-то строгое взыскание и штраф, которым я якобы подверглась. Кажется, он был не очень доволен. А чего он еще хотел, интересно, чтобы меня четвертовали?

Как-то днем, после обеда, мы столкнулись в коридоре — Гена вез его в кресле, рядом грузно топала жена. Супружеская чета направлялась в часовню при больнице.

Вид у несостоявшегося героя-любовника был грустный. Пластырь на руке прикрывал боевое ранение, жене наплели про следы от капельницы, чтобы она ничего не заподозрила. Увидев меня, Варламов состроил гримасу.

— Упырь! — коротко охарактеризовала его Даша, когда процессия скрылась за поворотом. — Как он в церковь входит и не боится, просто не понимаю. Ты бы знала, как он меня достал… Кошмарнее пациента в жизни не видала!

МОЙ ДОМ — МОЯ КРЕПОСТЬ