От него очень сильно пахло алкоголем. Но это не имело никакого значения. Я вцепилась в его плечо, боясь упасть. Влад дернулся, скидывая мою руку. Слезы душили меня, но я должна ему сказать. Сказать то, что никогда никому бы не рассказала. Сказать правду, которую я сама еще не осознала. Глотнув порцию воздуха и зажмурив глаза, я произнесла то, что так боялась пустить в свой разум:
— Я… Он… Он… меня изнасиловал.
Наступившая тишина была невыносимой. Я слышала удары своего сердца где-то в горле, но не решалась открыть глаза. В какой-то момент мне даже показалось, что Влад ушел и я здесь стою одна. Но это было не так. Я услышала его тихий злорадный смех и осмелилась взглянуть на Торопова. На его лице губы растянулись в кривую ухмылку, а в глазах плескалась боль. Всего лишь секунду. А потом я увидела неприязнь. Он брезгливо схватил меня за руку и прохрипел:
— Ты че несешь, малахольная? Ты думаешь, что я ничего не знаю? Так угомонись. Я в курсе событий. Я все знаю! Знаааюююю!
От его слов я перестаю даже дрожать. Просто ступор. Шок.
Я только что произнесла самые страшные слова в своей жизни, а он никак не отреагировал. Никак! Вернее, совсем не так, как я ждала. Он просто не поверил мне. Не услышал. Человек, от которого я ждала помощи и поддержки, остался равнодушен к моей боли и страху.
Я смотрела на него, пытаясь понять, что не так. Почему Торопов так жесток? Ведь он меня любит.
— Что ты знаешь? — мне был не интересен ответ на этот вопрос. И я не знаю зачем спросила. Мне было совершенно все равно.
— Маш, я не знаю, зачем тебе все это. Ведь, когда ты вела его туда, ты знала, что вас увидят, что там камеры. Когда раздвигала ноги, ты знала, чем все закончится. И вывод тут один. Ты этого хотела, — устало резюмирует Торопов.
О чем он сейчас? Кого вела? Куда?
Я растерянно качаю головой.
— Я ничего не сделала…
— Маш, там херова куча народа, включаю охрану, подтвердили, что видели тебя с ним. И он уж точно тебя не силком затаскивал, — рычит Торопов, теряя терпение, — перестань. Сделала, и сделала. Я не хочу знать подробностей. А если он действительно, как ты говоришь тебя изнасиловал, то съезди в больничку, напиши заявление, и небо в клеточку этому мудаку обеспечено. — Его слова не укладываются у меня в голове. Он так просто обо всем говорит, словно несколько часов назад это не он шептал мне, что скучает и любит. Я ошарашенно хлопаю глазами, но Торопов по-своему истолковывает мой шокированный взгляд. Он продолжает линчевать меня, тряся как куклу в своих руках. — Нет? Не поедешь? Это же суд. Это же все узнают о твоем грязном белье. Это же надо сто раз всем все рассказать. Но это не страшно. Страшно, что ты не хочешь никуда ехать. Ты же сама с ним переспала. Сама. Ведь правда, Маш?
Он зло заглядывает прямо мне в душу, а я закусываю губу, чтобы не заплакать. Зачем он так со мной!
— Это неправда, — шепчу в ответ. — Это все неправда. Выслушай меня. Я уже ничего не изменю, но ты должен знать.
— Что знать, Маш? Что? То, что видели все? Или ты то, что охеренная актриса?
— Да что с тобой? — кричу ему в лицо. — Ты же любишь меня! Любишь! Ты должен меня выслушать! Должен!!!!
Я снова не могу сдержать и рыдаю в голос. Мои руки колотят его по груди, но он даже не шевелится.
— Должен? Люблю? — Торопов смеется. Громко и как будто от чистого сердца. — Люблю!!?? Да ни хрена я тебя не люблю! И никогда не любил!
Я так много пережила за этот вечер. Но так невыносимо больно только сейчас. Он только что наизнанку меня вывернул и солью посыпал. Но я как заколдованная, не верю его словам. Корчусь от боли, но не верю.
— Да я просто также, как и он, трахнуть тебя хотел. И все! Никакого будущего! Никаких соплей! Поиметь наивную школьницу Машу.
— А чего не поимел? — всхлипываю я.
— Ждал, когда тебе восемнадцать исполнится! Я не такой гондон, как он! И мне вот этого, что я изнасиловал и тому подобное не нужно. Да, играл. Да, пользовался. Но ты не стоишь, чтобы из-за тебя лишиться свободы. Ничего не стоишь, Маш. Поэтому, проваливай! Это конец!
— Я тебе не верю!
— Маш, да я других трахал! По клубам шлялся! Или ты правда думаешь, что настолько зацепила меня, что я почти год ни разу налево не смотрел? — Торопов капает ядом. Господи, что он несет? Зачем он это говорит? Чтобы сделать еще больнее?
У меня кровь в жилах стынет. Я еле держусь на ногах, но взгляд не отвожу. В глазах Влада столько ярости и неприязни. А еще отчаяние. Я вижу его. Ему не удается скрыть, что ему небезразличен наш разговор. Я сейчас плохо соображаю. Практически ничего. Но я слышу, как Торопов кричит, как дрожит его голос, и чувство что, что-то не так, не покидает меня. Я знаю, что он любит меня. Я знаю, что не может все вот так сломаться за считанные часы. Мне так плохо, что я уже практически не дышу, но четко осознаю, что этот пазл не складывается. Мы оба упускаем важные детали, отдаляя друг от друга с каждым произнесенным словом настолько, что уже ни один из нас не контролирует ситуацию.
— Влад! Просто выслушай меня! Просто дай мне сказать, — умоляю я его сквозь слезы, не обращая внимания на его признание.