Любовь без страховки

Это, наверное, какой-то злой рок. Или я идиот. Но у меня не было оправдания своим действиям. Вроде взрослый мужик, а опустился ниже некуда. И ведь тогда я даже не сразу понял, что именно я своими руками разрушил все. Я обрек нас на жалкое существование даже не друг без друга, на жизнь в агонии и ненависти.

Я сидел с другой стороны двери и слушал, как плачет Маша. Она звала меня, и мое сердце плакало вместе с ней. Я стискивал зубы, слушая как она завывает под моей дверью. Слушал и умирал, не понимая, как такая херня могла произойти с нами. Ведь буквально утром ничего не предвещало беды. Меня потряхивало от своего бессилия. Потому что я знал, что не смогу больше к ней прикоснуться. Не смогу закрыть глаза и насладиться ее теплым дыханием и робким прикосновением. Она была с другим, и чтобы я сейчас не сделал, я все равно никогда не смогу простить ее. Я не смогу этого просто взять и вычеркнуть этот вечер из своей жизни. Даже если мы поговорим, она для меня останется предательницей.

Единственное, что я мог сделать в тот момент, то хотя бы успокоить ее. Просто поговорить. Но я не сделал этого. Обида от предательства любимой дезориентировала меня. Но я бы нашел в себе силы запихнуть свои чувства подальше в задницу и открыть дверь, но не сделал этого. Просто не мог пошевелиться. Словно замер под взглядом той, что без угрызений совести сломала нам обоим жизнь. Я очень жалею, что не связал ее с сегодняшними событиями. А эта сука стояла и смотрела, как меня скручивает под дверью от стонов Маши. Если бы я только знал.

Когда я все же смог встать на ноги, Инна встревоженно прошептала:

— Нет, не делай этого! Не унижайся перед ней!

Не унижаться? Мне стало смешно. О каком унижении шла речь? Сразу видно, что Инна никогда никого по-настоящему не любила. Потому что я бы не унизился, открыв ей дверь. Я бы спас нас. Но, видимо, вселенная была на стороне черноволосой ведьмы.

Я взял телефон и позвонил Илье.

— Забери ее. Она у меня под дверью. Ей плохо! Сделай что-нибудь, прошу сделай что-нибудь!

Я снова пил виски. Стоял смотрел в окно и проваливался в пропасть, не видя ничего и никого вокруг. Рыдания за дверью стихли, но это ничего не значили. Они остались в моей голове. Навсегда. Вокруг темнота и ее голос в голове. Больше ничего.

Прикосновения холодных рук к моей спине заставляет меня вздрогнуть.

— Я помогу тебе, — шепот Инны разрезает мою тьму, вскрывая мне вены, — я помогу тебе ее забыть. Только позволь…

Боже, о чем она сейчас? Неужели она не понимает, что мне уже ничего не поможет?

— Уходи, Ин… Пока я еще хоть что-то соображаю, уходи!

— Я хочу остаться…

— Убирайся!!!!!! Пошла вон!!!!

Я слышу шорох ее шагов, а затем тихий стук двери и остаюсь сосем один. Странно, но почему-то это приносит мне облегчение. Я могу вздохнуть полной грудью. Но всего лишь раз. А потом боль. И нет она не в сердце, и даже не в груди. У меня болит душа. Болит, а я смеюсь. Так громко, что мой смех режет мой слух.

Идиот. Я такой идиот.

Влюбился в малолетку и поверил в счастье.

Я ведь даже не думал, что будет завтра. Что ждет меня с ней. Просто жил в моменте и был до очешуения счастлив. И от своего счастья слеп.

Она меня сделала.

Не знаю, зачем ей это, но уже и не хочу знать.

Впервые в жизни я поверил во что-то большее. Я поверил, что и я могу быть просто любимым и счастливым. Как сотни, тысячи других людей. А оказывается, нет. Та, ради которой я дышал, играла со мной. При чем по своим правилам.

Я продолжаю заливать в себя виски, чтобы хоть ненадолго стереть картинку перед глазами. Картинку, которая в моей памяти на всегда. Я как наяву вижу ее растрепанные волосы и кровь на бедрах. И не хочу верить. Хочу, чтобы моя девочка вернулась. Прижалась ко мне и сказала, что все это сон. Она по-прежнему любит меня и все у нас будет хорошо.

Я пьян. В стельку.

Но это хорошо. Потому что так я уверен, что проснусь завтра утром и ничего этого не будет. Все будет, как прежде. Маша, я и наша любовь.

Но увы. Утро приносит не только дикую головную боль, но и четкое понимание того, что произошло. И я не вижу другого выхода, как просто напиться снова. Или поеду к ней и разнесу вместе с ней к чертям. Потому что это слишком тяжело принять. Вот резко и безвозвратно.

Три дня я просто бухаю беспросыпно. Мне звонят Макс, родители, еще кто-то. Но я сейчас не готов к разговорам. Я вообще ни к чему не готов. Просто никого не хочу видеть и слышать. И не зря.

Как только в моей квартире появился Захаров, я понял, что все закончилось. Вот неожиданно и ядовито.

— Мы нашли его, — отчитывался Илья, глядя на меня с жалостью, — он в конец охренел и остался на вечеринке. Ненадолго, но одна из одноклассниц Маши даже с ним познакомилась и попросила его телефон, чтобы маме позвонить. Но маме не звонила. А вот себе номерок его скинула. Понравился он ей. По телефону и пробили. Антон Иванцов. Приехал из Самары. Учится в театральном, рядом со студией Маши.

Наверное, мне не стоило все это слушать, но сжав руки в кулаки, я продолжал травиться этим ядом.