Любовь черного лорда

Должно быть, это потому, что она сидит в слезах. Этой девушке не раз доводилось смотреть на него в гневе и ярости, в скорби и отчаянии, но ни разу еще ее карие глаза не наполнялись слезами. Вызвать их смогли не реалии жизни, которым Эмма противостояла с завидным упорством, а фальшивые переживания бездарных актеров. Удивительно.

Когда Орфей пел о своей Эвридике, Эмма плакала. При этом тенор был весьма посредственным, а его привычку делать паузы перед надрывными вдохами Киллоран находил просто смехотворной. Но Эмма ничего этого не замечала. Она внимала музыке, и в ее глазах стояли слезы.

Киллоран вовсе не желал вспоминать те дни, когда и сам был так чувствителен. Воспоминания вызывали чувство вины и боль. И то и другое грозило тем, что крепость, в которую он себя добровольно заточил — и рад был такому заточению! — рухнет. Граф готов был сделать что угодно, лишь бы навсегда изгнать из своей жизни эти чувства.

А все эта рыжая красотка, оказавшаяся столь чувствительной, что рыдает в опере! Это она возвращала его к прежним ощущениям. К прежней жизни. К уюту и покою поместья, где Джеймс жил со своими любящими непрактичными родителями.

Потом покою пришел конец, и уюту тоже. Ему некого в этом винить, кроме себя.

Ему пришлось научиться жить без чувств, забыть о том, что окружающие называют моралью. Он похоронил родителей и покинул Ирландию, чтобы никогда туда не возвращаться. Все эти двенадцать лет он почти не вспоминал о прошлом.

И вот теперь прошлое возвращается… Воспоминания, а с ними боль. Киллорану вдруг захотелось оживить пламя страсти, воскресить благородные идеалы, которые были не чем иным, как ловушкой для простаков. Он безошибочно читал эти чувства во взоре сидящей с ним рядом девушки и больше всего хотел сейчас встряхнуть ее за плечи, вернуть к реальности. А еще Киллоран хотел прильнуть к ее губам…

Конечно, он не сделал ни того, ни другого.

Граф знал, что на них смотрят чаще, чем на сцену. Киллоран дождался самой скучной части оперы — того момента, когда глаза практически всех присутствующих в зале были устремлены на них, наклонился вперед и положил руку на обнаженное плечо Эммы.

Девушка непроизвольно дернулась, но граф сделал все, чтобы это движение осталось незамеченным заинтересованными зрителями.

— Мы уходим, — шепнул он, чуть ли не вплотную приблизив губы к щеке Эммы.

Она по-прежнему смотрела на сцену, но рука графа ощутила дрожь, пробежавшую по телу девушки.

— Они еще поют…

— Нам нужно ехать в другое место.

— Но…

— Мы уходим, — повторил Киллоран.

Он слегка сжал Эмме плечо — ясно было, что граф не собирается сделать больно, а напоминает о том, что она должна подчиниться. Девушка покорно встала и последовала за своим спутником. Повести плечом, чтобы Киллоран убрал руку, она осмелилась лишь на пороге ложи.

— А Натаниэль в этом… другом месте будет? — еле слышно прошептала она, и тут же ее голос окреп: — Почему он с нами вообще не поехал?

— Натаниэль не ценитель прекрасного, — усмехнулся граф. — Ему не нравится опера.

Киллоран накинул на плечи Эмме черный бархатный плащ и сразу надел капюшон, чтобы прикрыть ее волосы. Девушка сделала движение назад, но граф его словно не заметил.

— Идем. Тебе предстоит познакомиться с лучшими представителями лондонского общества.

— Не поздновато ли для визита? — девушка была удивлена.

Киллоран протянул руку, и Эмма оперлась на нее, хотя ей пришлось сделать над собой усилие, и граф это заметил.

— Ну что ты! Самое время. Сегодня у Дарнли вечер с танцами. Мы пробудем там недолго — полчаса или чуть больше. И, кстати, учти, ты не танцуешь, — в голосе Киллорана прозвучали металлические нотки.

— Я и не умею.

Граф замер.

— Танцевать умеют все.

— А я не умею!

— Где же ты росла, Эмма? Может быть, в монастыре?

Девушка глянула ему в глаза, и в ее взгляде снова сверкнула молния. Ответа не последовало.

— Ладно, к этому мы еще вернемся, — Киллоран пожал плечами и повел ее к карете. — Идем. Посмотрим, кого еще нам удастся сегодня удивить.

Эмма не знала, что больше всего привлекало к ней внимание собравшихся: то ли ее волосы, свободно падавшие на плечи и на спину, то ли глубокое декольте, открывавшее грудь больше, чем у присутствовавших в доме лорда Дарнли дам. А может, дело было в бриллиантовом колье или в том, что граф Киллоран крепко сжимал ее запястье?

Как бы там ни было, присутствующие не сводили с Эммы глаз все то время, что Киллоран вел ее через большой зал. Он несколько раз останавливался, чтобы перекинуться парой слов с кем-нибудь из знакомых. Свою спутницу граф никому из них не представил.

Самой девушке сейчас больше всего хотелось затеряться где-нибудь в толпе, но такой возможности у нее не было. Пришлось смириться.

Затем ее внимание сосредоточилось на музыке, свете и ярких нарядах. Эмма украдкой бросала взгляды то на танцующие пары, то на Киллорана. Когда они обошли зал, граф усадил ее на диванчик около стены и сам сел рядом. Руку Эммы он наконец выпустил, но теперь совсем близко от ее бедра была мускулистая нога Киллорана.