Любовь дикая и прекрасная

Ее провели к большому паланкину, и когда графиня уселась, то с удивлением обнаружила напротив себя Хаммида.

— Доброе утро, — бодро сказал негр. — Вижу, что эти три дня пошли тебе на пользу. Я и не думал, что ты можешь быть еще прелестней, чем тогда.

— Я начала уже скучать. Я не привыкла к бездействию. Это все, что делают ваши женщины? Сидят и ждут, когда их позовут в постель господина? Как ужасно! — Она перевела дыхание, а затем спросила:

— Куда мы едем?

— На невольничий рынок. Ты — женщина решительная и упорная, поэтому хочу показать, что с тобой случится, если ты пойдешь против воли моего господина. Его спальня должна, подобно прекрасному саду, быть спокойной, благоухающей усладой чувств. Если ты не уступишь великому визирю, а будешь с ним бороться, то он прикажет тебя продать. И если такое случится, то, без сомнения, тебе придется расстаться с твоей служанкой, и очень вероятно, что твоя изысканная красота привлечет какого-нибудь работорговца с Аравийского полуострова или из африканской глубинки. Не думаю, что тебя прельщает стоять обнаженной и ждать, пока тебя облапают все покупатели. Не думаю, что тебе захочется быть проданной какому-нибудь вождю племени в джунгли. Но если ты уступишь моему господину, то получишь безопасность и благополучную жизнь. Выбор за тобой.

Кат глянула ему прямо в глаза.

— Зачем ты мучаешь меня, Хаммид? Ты же знаешь, что мне придется уступить твоему господину.

Евнух кивнул.

— Ты умная женщина, моя красавица, но если ты отдашь моему господину Чика одно твое тело, то он поймет это и оскорбится. Ты должна отдаться вся — и телом и душой!

— Не могу! И не надо ожидать от меня этого, Хаммид!

— Ты должна!

Они продолжили путь в молчании, пока наконец носильщики не остановились и паланкин не опустился на землю. Великий евнух вышел и, предложив свою руку, помог выйти и графине.

— В этом городе много невольничьих рынков, но здесь продают только красавиц.

Графиня огляделась и увидела женщин самых разных возрастов, комплекций и оттенков кожи. Прекрасную девушку, стоявшую на помосте, продавали с аукциона. Она была совершенно голая, и покупатели, не робея, ощупывали ее и тыкали рукой. Лицо несчастной отражало такой стыд и испуг, что Катриона даже вздрогнула. Ужасное зрелище длилось почти час, пока бедняжка не была куплена каким-то человеком с огромными усами. Затем на помост выставили изящную золотоволосую черкешенку лет тринадцати, и Хаммид стал участвовать в торгах. Когда он наконец выиграл их, то при Кат сказал продавцу:

— Пошли девочку в Ени-Сарай с наилучшими пожеланиями от Чикалазаде-паши.

Затем он вместе со своей спутницей вернулся в паланкин. На обратном пути Катриона тихо молвила:

— Я попробую, Хаммид, но я ничего не обещаю. Мне это будет очень нелегко.

Негр улыбнулся.

— Хорошо! Я не ошибся в тебе. Не тревожься, моя красавица. Я не стану тебя торопить. Ты будешь счастлива, обещаю тебе. Визирь — великолепный любовник, и он так тебя усладит, как никогда не услаждал никакой другой мужчина. Он подобен молодому быку — горяч и неистощим.

Кат склонила голову, потому что щеки ее покраснели. Прошло уже столько недель, как она в последний раз спала с Френсисом, ей уже хотелось этого. Но она прежде умрет, чем позволит Хаммиду заподозрить это. Но евнух угадал ее мысли и усмехнулся.

— Я придумал тебе турецкое имя, — сказал он. — Ты будешь отзываться на Инчили. Это значит Прекрасная жемчужина, а ты и есть такая на самом деле. Твою служанку мы будем звать Мара.

Следующие несколько дней прошли спокойно. Хотя Катрионе и позволялось общаться с другими женщинами гарема, она не испытывала желания завязать с кем-то дружбу. Правда, ей любопытно было бы посмотреть на Латифу Султан, жену визиря, но такого случая не представлялось.

На третью неделю, вернувшись как-то из бани, Кат обнаружила, что ее ждет Хаммид.

— Сегодня я представлю тебя визирю, — объявил евнух. Ошеломленная, она взмолилась:

— Так скоро?!

— Время самое подходящее, — заверил ее Хаммид. — Послушай, Инчили, ты же не девственница, а опытная женщина. Неужели твое прелестное тело не страдает по мужскому прикосновению? Не жаждет, чтобы жесткий мужской орган засел у тебя глубоко внутри? Когда в последний раз ты забывалась в объятиях возлюбленного?

— Хватит, — прошептала Кат. — Пожалуйста, хватит.

— Я приготовил тебе особенное платье. Приду за тобой в восемь.

В восемь часов вечера, дрожащая, несмотря на летний зной, Катриона стояла и ждала Хаммида. Одели ее в прозрачнейшую розово-лиловую кисею. Шаровары у лодыжек были расшиты золотыми и серебряными нитями, и такой же поясок охватывал бедра под пупком. Крошечное открытое болеро без рукавов, отороченное жемчужинами, едва облегало груди. Лицо, конечно, пряталось под покрывалом, и поверх него было еще и второе, более длинное.

Хаммид явился с небольшим паланкином и, когда графиню понесли в спальню визиря, шагал рядом.

— Сегодня я войду с тобой. Не бойся, Инчили. Мой господин Чика будет добр.

Наконец они пришли. Положив Катрионе руку на локоть, негр потянул ее в дверь.