Любовь дикая и прекрасная

— Он имеет полное право, — заявила Латифа, отчаянно пытаясь успокоить гнев, который уже закипал в серо-голубых глазах Чикалазаде, — Он наш господин и повелитель. Мы ничто, кроме того, чем он нас делает, Инчили.

— Неужели ты и в самом деле в такое веришь? — вскричала Кат.

Латифа повернулась к визирю и встала на колени.

Он протянул ногу, и голова принцессы коснулась носка его сапога.

— Простите дерзость мою, господин. И простите также и вторую вашу жену. Инчили плохо еще знакома со здешними обычаями, и знаю, она не хотела ничего дурного.

Чика ласково погладил ее по голове.

— Прощу ее ради тебя, дорогая. Но все-таки она должна быть наказана, а иначе и остальные в моем доме посчитают меня слабым хозяином. — Он коротко кивнул, и двое евнухов ухватили Кат под руки. — Отведите ее к столбу наказаний и приготовьте к порке.

— О мой господин! — зарыдала Латифа, поднимая залитое слезами лицо. — Пожалуйста, не стегайте Инчили. Она моя подруга!

Визирь кивнул еще одному евнуху.

— Отведи госпожу Латифу в ее покои, — негромко приказал он.

В испуге принцесса подчинилась. Евнухи вытащили Кат на середину двора и, стянув с нее жакетку, привязали цепью между двумя столбами. Кисейную блузу тоже сорвали, обнажив не только длинную прелестную спину, но и полные груди. Визирь неспешно приблизился и молча встал радом. Казалось, прошла вечность. Затем, безжалостно ухватив Катриону за волосы, он оттянул ее голову назад и тихо сказал:

— На этот раз наказание будет нестрогим, но никогда больше не смей меня ослушиваться, будь то прилюдно или нет. Я обожаю тебя, драгоценная, но не дам подвергать себя позору. Поэтому сегодня наказывать стану сам лично. Если согласишься попросить прощения, то я сразу закончу. Иначе получишь все двадцать плетей.

Посмеиваясь, он склонился и яростно ее поцеловал.

Она закусила губу до крови.

— Сучка.

Паша отпустил ее голову, и Кат услышала, как он пошел обратно. Осман с орудием кары уже стоял наготове.

— Дурак! — отругал его визирь. — Сложи кнут. Я не хочу, чтобы кожа у нее стала как у крокодила.

Ждать было ужасно, и сердце Кат неистово колотилось от страха и ярости. Визирь несколько раз попробовал хлыст в воздухе, и от каждого щелчка внутри у нее все переворачивалось. Затем раздался резкий свист, и на спину лег первый удар. Она снова закусила губу до крови. Третий удар извлек из нее тихий стон, а пятый — слабый крик. Наконец Кат завизжала, не в силах выносить жестокую боль. Ибо паша вовсе не церемонился, спина у нее горела огнем, каждый удар усугублял страдания. Однако она не желала просить прощения. Наконец Катриона лишилась чувств. Но сразу подбежал Осман и замахал над ней жженым пером, чтобы снова вернуть к страшной действительности.

— Несчастная женщина, — ликовал он, — ты не избежишь наказания!

С трудом очнувшись, Кат встретила его ледяным взглядом. Донесся голос Хаммида:

— Ты зря ее злишь, Осман. Госпожа Инчили не вышла из милости и вряд ли выйдет. Она просто проявила непослушание.

Затем лицо главного евнуха оказалось у нее перед глазами.

— Уступи ему, дочь моя.

Кнут снова впился в ее горящую спину.

— Никогда! — только и сумела выдохнуть Катриона, и вновь тьма беспамятства поглотила ее.

Хаммид покачал головой, а затем крикнул:

— Она жаждет вашего прощения, мой господин.

Встретив взгляд главного евнуха, Осман побоялся опровергать эти слова.

— Освободить, — велел Чикалазаде-паша, — и пусть немедленно позаботятся о ее спине. Сегодня я жду Инчили у меня.

Кат отнесли в ее покои, где уже ждала Латифа вместе с Сюзан. Лицо служанки было белее полотна. Она осторожно сняла с измученного тела остатки одежды, и непокорную уложили на постель животом вниз. Спина ее превратилась в месиво кровавых рубцов. Сюзан заплакала.

— Как он мог? Как он мог? Никто никогда не обращался так с моей госпожой! Никто!

— Не плачь, девочка, — ласково сказала Латифа. — Это только выглядит страшно. Посмотри, кнут был сложен, и кожа не повреждена. Шрамов не будет, а через несколько дней исчезнут и боль, и рубцы.

Сама принцесса бережно омыла раны прохладной водой и, едва касаясь рубцов, втерла в них бледно-зеленую мазь.

— Это особый бальзам, — объяснила она Сюзан, — который несколько снимет боль. Теперь посиди рядом со своей госпожой, пока я не вернусь.

Латифа побежала по дворцовым коридорам в покои мужа.

— Прошу позволения поговорить с вами наедине, — смиренно молвила она.

Отослав рабов, визирь жестом пригласил ее сесть рядом.

— Я сама обработала раны Инчили, господин, но ваша вторая жена не сумеет услужить вам по крайней мере два-три дня. К ней все еще не вернулось сознание, и ее слегка лихорадит. Наказать так жестоко, Чика! Если бы кнут не был сложен, то ты бы мог забить ее до смерти.

— Она оправится? — с тревогой спросил паша. Лицо его сразу стало озабоченным, и сердце у Латифы сжалось. «Эстер Кира права», — подумала принцесса. — Я не хотел причинять ей страдания, но она вела себя так дерзко! Не захотела просить прощения, пока ей не отвесили одиннадцать ударов.