Он уткнул свое маленькое, внезапно ставшее беззащитным личико в ее мягкое плечо. Но почти тут же вырвался из объятий. Человечек вскинул голову, и его сапфирово-синие глаза устремили на Ботвелла твердый взор.
— Мой единородный брат, граф Гленкерк, объяснил положение, сэр. Он предоставил на выбор носить либо имя Лесли, либо ваше. Я думаю, отец, — и тут Ботвелл снова задрожал, — думаю, мы предпочли бы признать нашим главой вас, поскольку вы прежде были так любезны признать нас.
Френсис проглотил комок в горле, а затем ответил мальчику улыбкой. Этот большой мужчина оказался уже не в силах сдерживать себя. С радостным возгласом он поднял сынишку и прижал к груди. Улыбка, которой тот наградил его, едва ли не разнесла графское сердце на кусочки. И особенно забавно было, что мальчик заговорщицки прошептал:
— Пожалуйста, папа, отпустите меня, а то сестрам покажется, будто ими пренебрегают. Они ведь привыкли, что мужчины их балуют.
, . Ботвелл подчинился, а потом взглянул на жену. Катриона стояла на коленях, обнимая дочурок. Со старшей они походили друг на друга как две капли воды — те же темно-золотистые волосы и те же изумрудные глаза. Но младшая являла смесь обоих родителей: глаза материнские, а волосы его, темно-рыжие. Катриона шепотом велела девчушкам поздороваться с отцом. Пискливый лепет «папа», «папа» до того переполнил его сердце чувствами, что оно едва не лопнуло.
Следующие несколько дней графиня стремительно возвращалась к жизни, и Ботвелл знал, что именно юные гости прогнали мучивших жену злых духов. Теперь воздух на вилле полнился звонкими детскими голосами, и Френсис наслаждался отцовством — к своему собственному изумлению.
Это Рождество они впервые провели всей семьей.
Сначала была месса благодарения в их часовне, а после нее Катриона с детьми отправились в деревню и раздали беднякам подарки и милостыню. Пораженные крестьяне благоговели перед этой стройной дамой, золотоволосой и зеленоглазой, которая так хорошо изъяснялась на их языке. Всех, конечно, очаровали и девочки, которым очень понравилось итальянское произношение их имен. Теперь они стали зваться донна Джанетта и донна Франческа.
Когда корзинки опустели, графиня с дочерьми заглянули в таверну, где им было предложено отведать местных напитков. И пока Джанетта с Франческой объедались рождественскими сладостями и ласкали крошечных уморительных котят, принесенных здешней кошкой, леди Ботвелл холодно приняла бокал вина от Джованны Руссо.
Какой-то миг трактирщица и графиня изучали друг друга. Потом Джованна заговорила — так тихо, что услышала только Катриона.
— Если бы я имела счастье быть замужем за Франсиско Стуарти, то не стала бы дальше упорствовать и пустила бы его к себе в постель, синьора графиня.
— Что ты знаешь об этом, трактирщица? — прошипела та в ответ.
— Знаю, что всякий раз, когда он спит со мной, то представляет, будто это с вами.
Ошеломленная Катриона была готова расплакаться.
— Не могу, — прошептала она. — Ты ведь знаешь, что со мной сделали.
Джованна встрепенулась.
— Dio mio! — охнула она. — Неужели же богатой и знатной даме тоже нет никакой защиты?!
Трактирщица порывисто схватила Катриону за руки, потом заглянула в лицо.
— Со мной тоже такое случалось, синьора… В последнюю распроклятую войну притащился сюда отряд французов… — Она сплюнула. — Таверну взяли под свой штаб.
Пробыли тут с неделю. А мне вставать со спины давали за день едва ли на пару часов… чтобы готовить им еду, конечно. Убили моего мужа, потому что он возмутился. Когда эти подонки наконец ушли, я уже думала, что, если ко мне снова прикоснется мужчина, я просто не перенесу.
— Однако ты — любовница моего мужа.
— Появился такой, какой требовался. Он был simpatico, и я захотела его, — улыбнулась Джованна. — А разве вам милорд Франсиско не simpatico? И в душе… разве вы не хотите его?
Ответ Джованне дали сказочные изумрудные глаза, на которых блестели слезы.
— Я буду молиться за вас, госпожа, — тихо сказала трактирщица и, повернувшись, пошла прочь. Она не сомневалась, что потеряла своего милого Франсиско навсегда.
60
У Катрионы, конечно, и в мыслях не было, будто она первой на свете пострадала от мужчин. Но в сердце ее не находилось места для чужой беды — только для собственного горя. И лишь теперь графиня осознала, сколько других приняли такое же страдание, и поняла, что винила Ботвелла во многих своих несчастьях.
В глубине души она чувствовала, что если бы Френсис не связался с Анджелой ди Ликоза, то и похищения не было бы. Но оно совершилось, и никакими силами теперь этого не изменить. А если еще позволить проклятому прошлому уничтожить их любовь, то тогда демон Анджелы и вовсе одержит победу.
Несколько дней Катриона боролась сама с собой.