Любовь длиною в жизнь

Максим Исаев Любовь длиною в жизнь

Максим Исаев

[email protected]

Любовь длиною в жизнь

Киноповесть.

Он появился здесь неожиданно. Небольшая белорусская деревня много повидала на своём веку, может поэтому сначала на него никто не обращал внимания. Старик не был похож на местных, впрочем, он и на себя самого не был похож. Поселившись в маленьком полуразрушенном домике на окраине деревни, он от рассвета до заката стучал то топором, то молотком; разобрал старый забор, соорудил новый; несмотря на свою седую голову, лазил по крыше, как обезьяна по деревьям. Не прошло и двух месяцев, как на месте заброшенного домика засверкал свежими красками вполне приличный по местным меркам дом, перекопанный и очищенный от сорняка участок, где посажены кустарники, деревья, цветы. Очень скоро равнодушие окружающих к одинокому старику лопнуло. Первым заговорил сосед через дорогу.

— Доброго дня Вам, отец! — поздоровался сосед через забор. Был он невысокого роста, но крепкого телосложения, лет в районе пятидесяти. У старика сложилось представление, будто приезжает он в деревню отсыпаться. Приедет ночью затемно, бросит машину прямо на улице, а сам появляется на свет только к обеду и долго моется, обливается холодной водой, протекающей за дорогой, и никогда не здоровается. Не здоровался до сегодняшнего дня.

— И Вы здоровы будьте! — сказал старик, особо не обращая на него внимания и продолжая работать. Сосед постоял некоторое время, с любопытством смотря на то, как старик ловко лазит по крыше и орудует молотком, топором, а затем дал понять, что не собирается уходить.

— Как — то не по-соседски: Вы тут уже давно, а мы так и не знакомились.

Старик посмотрел на него изучающе, ловко слез с крыши, сел на новую лавку, смастеренную накануне, и пригласил соседа:

— Проходите, сосед, не стесняйтесь.

Иван открыл калитку, прошёл во двор и представился, подойдя ближе:

— Меня Иваном звать.

— Присядьте, Иван. Меня Саид звать. Дед Саид.

— О! Саид! Как в кино! «Откуда взялся, Саид!», «Стреляли!» С Юга приехали?

— Стреляли уже давно. Теперь мир и покой. Из Минска я. Давно тут живу.

— Навели такую красоту. Один. Почему дети, внуки не помогают?

— Нет у меня никого. Были. Жена ушла. На тот свет. В прошлом году. Есть сыновья…Были…Там уже невестки…Во мне не нуждаются…Потерял я всех. А дочку мне господь не дал.

— Понятно. С невестками сложно. — ответил Иван задумчиво и с грустью в глазах. Затем поднял голову и бодро добавил, — У меня такая же фигня, почему я и убегаю сюда. Как начнут собачиться жена с невесткой, хоть ты в петлю… Потому и убегаю от греха подальше.

— Молодежь другая сегодня: почтения нет к старшим. Ни к своим, ни к чужим.

— Я тоже в Минске живу. А тут дом предков. Их уже нет в живых. Приезжаю, ухаживаю за могилой. Зимой, правда, редко приезжаю, а летом постоянно. Скоро на пенсию, тогда совсем перееду. Так что, будем соседями постоянными.

— Как помру, мои тоже приедут. Ухаживать. Мертвых родителей больше любят дети.

— Мы жили нормально. Ругались, конечно. А кто не ругается!

— Мертвые не ругаются.

— Как Вам тут, Саид, — нравится?

— Нравится. Природа. Свежий воздух. Да и кладбище рядом. Готовлюсь. Чтобы невесткам не пришлось далеко… Как помру.

— С Вашим здоровьем помирать то не легко, Саид. Видел я, как Вы по крыше бегаете. Не всякий молодой может так.

— Помирают не только больные. Потерявшиеся тоже помирают. От ненужности.

— А с соседями уже познакомились?

— Зачем трогать! У меня своя печаль, у них своя…

— Вы нас удивили, дед Саид! Как молодой. По крыше. Один. За пару месяцев… Такое отгрохали!..

— Ты посиди, Иван, я щас.

Саид поднялся, быстрым шагом вошёл в дом и появился обратно с курительной трубкой в руках, на ходу забивая её табаком.

— Вы ещё и курите?! — спросил с немалым удивлением Иван и посмотрел на Саида округлёнными глазами.

— А чему нет! Мне уже лезгинку танцевать нет надобности. Мечтал. На свадьбе внука танцевать. Уже напрасно. — произнёс Саид спокойно, закурил трубку, выпустил из легких обильный дым и продолжил: — В жизни у меня осталось только три удовольствия: покушать вкусно, поспать сладко и покурить крепко. Всё остальное позади, в прошлом: и любовь, и песни, и танцы.

— Образуется ещё, Саид. Потанцуете.

— Потерял я веру в добро, Иван. Зло идет от невежества. Надежды не осталось. А без надежды жизнь теряет смысл.

— Не печальтесь, Саид. Даст бог, образуется.

— И в бога уже не верю. Нет его. Если бы он был, меня бы не было здесь.

— Ты, наверное, мусульманин? У тебя же Аллах?

— Какой я уже мусульманин! Наукой замусорена голова. В трех институтах накачивали атеизм. Потерял я Аллаха, и бога не нашел. И в людях разочарован.

— Ну-у-у, так нельзя жить, Саид. Без бога! Без людей!

— Бес поселился в людях. Шайтан! Сердце разбито, в душе пустота. Смотришь на мир и не знаешь, чего от тебя хотят. Ты ещё жив, но как будто умер. Пустота и одиночество. Человечество ушло в виртуальный мир. Живых людей не видят, не замечают вокруг.

— Что же у Вас такое случилось, Саид, что Вы так? Ко всем? Ко всему?