Любовь до полуночи

– Да, Оливер. Я хочу хорошенько поупражняться в этом со всеми подряд. Например, с официантом.

Он смотрел на нее.

– Сарказм тебе не идет. Чего, черт возьми, ты от меня хочешь, Одри?

– Я хочу, чтобы ты сказал это вслух.

– Сказал что?

– Что все закончилось. «Нечто большего» уже не существует. Мне нужно услышать это от тебя. Увидеть, как твои губы будут складывать эти слова.

Ему не хватало воздуха, чтобы говорить. Так что он просто смотрел.

– Потому что иначе я буду ждать тебя. Я буду хранить это удивительное воспоминание в сердце, и это не позволит мне заводить новые отношения, потому что я всегда буду втайне надеяться, что ты изменишь свое мнение. И позвонишь. Или приедешь. Или пришлешь мне авиабилеты. И я буду хотеть быть свободной для этого.

– Поэтому скажи мне сейчас, Оливер. Чтобы не осталось никаких сомнений. – Она сделала глубокий вдох, на какой только была способна ее грудь. – Стоит ли мне надеяться на встречи с тобой в этом году?

– Разве я предлагал тебе будущее?

Удар ниже диафрагмы не произвел бы подобного эффекта. Ее неспособность произнести ни слова не имела значения, потому что вопрос Оливера был риторическим.

Они оба знали ответ.

– Я не завожу отношений, Одри. Я специализируюсь на коротких, пылких связях. Как прошлой ночью. И я провожу много времени в офисе и постоянных поездках. Мой водитель видит меня чаще, чем большинство моих подружек.

– Но я женщина, по которой ты меряешь других. – Слова, которые были так романтичны вчера вечером, звучали сейчас нелепо.

– Да. И ты ею останешься.

– Но этого все равно недостаточно, чтобы пронзить свое сердце?

– Какое отношение к этому имеют наши сердца? Я уважаю тебя, и ты мне небезразлична. Слишком небезразлична, чтобы рисковать…

– Рисковать чем?

– Рисковать тобой. Рисковать тем, что я могу причинить тебе еще больше боли, чем я уже причинил.

– Почему ты не думал об этом, когда позволил нашим отношениям зайти так далеко? Неужели ты думаешь, это не больно?

Угрызения совести мелькнули в глубине его глаз.

– Ты знала, что к чему.

– Да, знала. И все равно согласилась. – Скорее чтобы обмануть себя. – Но что-то во мне изменилось в этом глупом кресле сегодня утром. Я поняла, что одного дня мне мало. Я поняла, что я достаточно хороша для тебя. Я такая же достойная и красивая, как любая из женщин в твоей жизни… Разве тебе все равно, что кто-то другой воспользуется плодами твоего… обучения? Что мои бедра будут обхватывать незнакомца, а не тебя? Что другой мужчина глубоко войдет в меня и заставит стонать? Что в порыве страсти я буду кричать чужое имя?

Его ноздри раздувались, и он говорил сквозь зубы:

– Мне не все равно. Но ты не принадлежишь мне, чтобы хранить верность.

– А я могла бы. – Ему лишь нужно было сказать «останься».

– Нет.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты была моей.

Что-то разорвалось и громко хлопнуло у нее глубоко в груди.

– Ты хотел меня вчера вечером.

– И я получил тебя.

Внутри у нее все сжалось. Значит, только это?

– Нет. Я не верю тебе. Ты слишком сильно уважаешь меня.

– Ты была богиней, Одри. Целомудренной и недостижимой.

А теперь она кто… Падшая? Но потом сквозь боль до ее сознания дошло что-то. Одно слово. Слово, которое она сама использовала. По отношению к себе.

Не достижимая.

И она поняла.

– Со мной ты чувствовал себя в безопасности. Ты превратил меня в идеал совершенства, чтобы найти оправдание своей неспособности связывать себя обязательствами. Сначала я была замужем, и ты мог успешно прикрываться кольцом и собственными ценностями. Тогда ты думал, что меня не интересовали подобные отношения с тобой, и поэтому ты просто фантазировал об этом, как какой-нибудь современный байронический герой, мучая себя моим присутствием раз в год.

Какая-то далекая точка на горизонте приковала его внимание…

– Но что делать мужчине, когда женщина, которую он так давно хотел, сама бросается на него? Ты нарушил собственное правило.

Его глаза снова смотрели на нее.

– Я должен был быть сильнее. Ты была уязвима.

– Умоляю тебя, я была в ярости, но не уязвимой. Я точно знала, на что соглашалась. А ты сделал первый шаг задолго до того, как рассказал мне о Блейке. Так что вряд ли это была просто ответная реакция.

– Это была слабость.

– Это было желание. И оно никуда не делось, если ты не можешь просто сказать: «Это было замечательно, но все кончено».

– Ты этого хочешь?

– Мне это нужно, если я не хочу провести следующие двенадцать месяцев, страдая от мучительных ран. Потому что, если ты не скажешь – честно, – я не поверю. Я слишком хорошо знаю себя.

Было видно, как он собрался со всеми силами.

– Это было замечательно, Одри. И все кончено. Прошлая ночь была разовой интрижкой. И не потому, что тебе чего-то недоставало или ты разочаровала меня. Просто я такой. Я не завожу отношений, и ничто и никто не может изменить природу мужчины.

– Даже образец совершенства?

Он глубоко вздохнул, и его голос смягчился.

– Даже образец совершенства.

– Так что ты будешь делать оставшуюся часть жизни? Останешься один?

– Найду другую Тиффани. Кого-то, кому я не смогу причинить боль.

Что это значило?