— Знаешь, а ведь, наверное, могло бы все быть по-другому, — негромко шептала она. — Может, ты даже полюбил бы меня когда-нибудь. Не верю я во всякие каменные сердца. Да и любит душа, а не сердце! Сердце — это просто орган для перекачки крови. Может, ваша гора для брачного ритуала там вибрирует и устраивает некоторым инфаркт? А у тебя просто болячка? Так лечиться надо, может, трав каких попить для укрепления сердечной мышцы. Если дети появятся, то папа у них должен быть здоровый.
— Мам, — писклявый голосок Манюни отвлек ее от рассуждений, — а мы его с собой заберем? Или он тут останется? И как он может быть папой, если вон какой. Хотя раскрашивать его весело, жаль, что лежит все время.
— Вот бы покатал, — мечтательно вздохнула Танюшка. — Может, он нас отвезет в лес? Или мы туда пешком пойдем? А тетя Шейсэли с нами пойдет или нет?
— Какой лес? Куда пойдем? — ничего не поняла Люба.
— Так мы в лавку бегали за леденцами, — признались озорницы. — Не одни!
Они заранее стали отговариваться, чтобы Люба не начала их отчитывать. Все же возраст у них по земным меркам был детсадовский, и бродить одним среди драконов не следовало.
— Мы с Кройтеком ходили! — Кожа на щеках Танюшки побурела от смущения. — Вот я вырасту и замуж за него пойду!
— Нет, я! — Маня зашипела на сестру рассерженной коброчкой.
Понимая, что сейчас, уже не впервой, начнется потасовка, Любовь Михайловна встала меж болотниц.
— Так! Сначала вырастите! И вообще, Кройтек сам решит. Лучше скажите-ка мне, в какой лес мы собираемся.
— Так в тот, в который отправят за другую тетю, — надула губы Манюня и показала сестренке язык. — А Кройтек меня выберет.
— Нет, меня! — не собиралась уступать гипотетического жениха Татьяна. — Там тетки у лавки говорили, что какие-то ушастые хотят тебя забрать в лес и привезти взамен тебя другую тетю. И нас хотят забрать с тобой. Драконицы говорили, что болотникам не место здесь, а в лесу почти болото, так что нам туда и дорога. Мам, а лес как болото? Тоже сырой?
— Только после дождя, ну и, может, еще похож потому, что зеленый. Но никуда мы не поедем. Наш дом тут. — Эльфийка стремительно встала. — И кто там такой умный решил, что меня можно отсюда выгнать?
— Так наследник же, — пожала плечами Манюня. — Так та дракониха сказала.
— А Кройтек слышал и сказал, что никакой он не наследник, а тетка на него ругалась, — вторя сестре, наябедничала на обидчицу одуванистого драконенка Танюшка. — И еще тетка та сказала, что из этого дома нас тоже выгонят. Привезут чужую тетю, и она тут жить будет. Почему?
В Любови Михайловне клокотала ярость.
— Вот ведь младшенький братик у Эндерка оказался с гнильцой. Как старшему жребий свой всучить с неугодной невестой — так это запросто, а как брат в беду попал, то он сразу вдруг наследничком стал! Ну, погоди! Я с вами разберусь! Гертруду с Шейсэли позову, и вы с повелителем вашим на все мои вопросы ответите!
Женщина развернулась к недвижимому дракону.
— Я им нашу семью и дом рушить не дам! Мне богини пообещали, что муж у меня будет настоящий. И сын у нас будет, а значит, никуда я отсюда не уйду. И кстати, любимый мой ящер, верни-ка мне мой посох. Оружие мне сегодня понадобится, чтобы кое из кого спесь повыбить. Ишь, вообразил тут себя главным крокодилом…
Эльфийка протянула руку с полным сознанием того, что сейчас эта упрямая деревяшка точно снимется. До этого они чего только не пробовали делать. Владыка драконов же вместе с волхвом через какое-то время объявил народу, что это знак богини и Эндерк теперь дракон-защитник. Хранитель рода. А ошейник — принадлежность богине Дирайе.
Теперь же, видимо, старшего сына и вовсе списали со счетов, а эльфийка зачем-то понадобилась ушастой родне обратно.
— Вот обидно же! — посетовала Люба, почувствовав в руке изящную трость. Ошейник, повинуясь призыву, в нужный момент все же не стал своевольничать, соскользнул с могучей шеи дракона и вернулся к хозяйке. — Спасаешь их, спасаешь, а они меня к ушастым извергам. И девчонок тоже им отдать хотят.
Она оглянулась на малышек, но те уже куда-то усвистали. Судя по тому, что дракот стремглав к ней не примчался, девчульки ушли в дом.
— Знаешь, я давно тебе сказать хотела, — задумчиво начала она, погладив ноздри крылатого ящера. Дракон приоткрыл один глаз, глянул на женщину, а потом быстро его закрыл, — я ведь не эльфийка совсем. Точнее, не совсем эльфийка, только тело эльфа.
Любовь Михайловна прижалась к морде мужа и, действуя по наитию, вдруг стала рассказывать ему свою историю. Про жизнь на Земле, про богинь и пророчество, про свои надежды иметь настоящую семью…
Из глаз женщины бежали слезы, но, выговорившись, она решительно стерла их рукой, сжала покрепче посох и пообещала неподвижному Эндерку: