Спустя несколько секунд оцепенение проходит. Беру пальто и натягиваю ботинки – так буднично, так медленно, словно весь мой мир не пошел только что прахом – и иду к машине.
Он прикусывает кожу на моей шее.
Пытаюсь вырваться из хватки, но делаю только хуже. Он задирает мне юбку, скользит ладонью вверх по бедру и так крепко сжимает его, что мышцу сводит болью. Я упираюсь кулаками ему в грудь, выворачиваюсь – это очевидное «нет», яснее не бывает! Толкаю его и попутно что-то бормочу, кажется «Пожалуйста, хватит!». Он же пытается прижать свои губы к моим, и мы стукаемся зубами, так что звон отдает в голову.
– Тебе нравится, я же вижу.
Снаружи раздается шум, и Этьен на секунду отвлекается, неуверенно отшагнув назад. Вспоминаю прием из далекого прошлого – кажется, этому учили на уроках самообороны еще в школе. Разжимаю кулак, хватаю Этьена за плечо и хорошенько бью его коленом между ног – юбка болтается почти на талии, и так даже удобнее. Этьен с оханьем сгибается пополам, а я со всхлипом выбегаю через незапертую дверь.
Несусь по коридору к запасному выходу и леденею от страха: вдруг он успел закрыть двери? Нет. Он и не думал, что я убегу.
Все десять километров до дома я не сбавляю темпа, стирая ступни в кровь. В квартире я наконец сбрасываю туфли и морщусь от боли. Руки не слушаются, пальцы дрожат. Сажусь на пол и рыдаю, не в силах остановиться. Царапаю себя. Сжимаю кулак, впиваясь ногтями в кожу. Вспоминаю, как я улыбалась ему, а он улыбался мне.
Подхожу к школе и вижу, как Этьен запирает дверь.
– Во! – Маркус оказывается у меня за спиной. – Это он.
Знаю, я видел фото. За ту долю секунды я запомнил каждую черту этого подонка.
Я бегу вперед. Маркус удивленно окликает меня, но он слишком пьян, чтобы поспеть за мной. Этьен оборачивается и тут же получает в челюсть. Костяшки пронзает болью, удар отдается в локте. Этьен отшатывается.
– Что за…
– Какого хрена ты делал с моей девушкой?! – воплю я сквозь слезы.
В глазах Этьена испуг.
– Это не то, что ты подумал…
– Да ну? А выглядели вы просто как воркущие голубки! – парирует Маркус.
– Она… с характером. Не давала мне проходу весь триместр, все время искала поводы остаться наедине, оставалась в школе допоздна…
– Заткнись! – говорю я, судорожно вытирая лицо. – Заткнись, сволочь!
– Нет, продолжай, – поощряет Маркус.
– Слушай, я пытался быть хорошим парнем. Но она… В общем, я дал слабину, бывает! Она сказала, что от меня без ума, ну и…
Этьен отшатывается, когда я вновь бросаюсь на него. Маркус меня останавливает.
– Прости… – извиняется Этьен. – Правда, прости.
– Что случилось? Где она сейчас? – допытывается Маркус.
– Я остановил ее, как только понял, к чему идет дело. – Этьен смотрит то на меня, то на Маркуса. – Она разозлилась и ушла. Я ничего такого не хотел. Просто она… очаровала меня… Не могу здраво мыслить, когда она рядом.
Маркус кивает.
– Да, – бормочет он. – Да. Адди такая.
Звоню сестре. Какое счастье, что у меня есть Деб! Мне не хватает слов, чтобы все объяснить, но она никогда не скажет: «Я думала, он тебе нравится», или: «Ты сама этого хотела». Она приезжает, бережно раздевает меня, будто хрустальную, и ведет в душ. После приносит старый махровый халат и крепко обнимает. Даже не обнимает, а держит – чтобы я не развалилась на кусочки.
После шока приходит чувство вины. Все так предсказуемо. Теперь, когда ужас почти позади, я понимаю, что сама напросилась. Он мне нравился. Я пила предложенное им вино и отвечала на сообщения.
– Что бы ты мне сказала, случись такое со мной? – успокаивает меня Деб.
Да, она права. Я бы яростно доказывала, что согласие не дается раз и навсегда. «Нет» значит «нет». Но потом здравый смысл снова меня покидает, уступая место страху и стыду.
Перед возвращением домой к Адди Маркус заставляет меня зайти в паб.
– Поговоришь с ней, когда успокоишься. – Он приносит мне четыре пинты. А толку с них!
Слезы капают в стакан. Я даже не рассказываю Маркусу о звонке Люка; если честно, мысли о родителях отошли на второй план. Осталась только боль, раздирающая грудь, словно мне выломали ребра.
– Не грусти, лучше злись. – Маркус пододвигает мне еще стакан. – Адди мутила с учителем, и бог знает, с кем еще, а притворялась беленькой и пушистой. А я ведь знал, что-то с ней не то! Разве я не говорил? Не говорил?!
Деб хочет остаться, но мне нужен Дилан. Он скоро придет. Надо еще раз сходить душ. Смыть с себя все произошедшее, а затем останется самое страшное – рассказать Дилану.
Но рассказывать не приходится.
Он уже знает.
Когда я вхожу в квартиру, Адди кажется мне какой-то иной: глаза огромные, испуганные, как у котенка. Значит, она впервые предала меня с другим мужчиной. Все написано у нее на лице.
– Я знаю, что ты сделала.
Вот что я говорю. А затем объявляю, что ухожу. В пабе я тщательно отрепетировал эту фразу. Говорю, что некоторых вещей не прощаю, а про себя думаю: «Я сильный, я поступаю правильно. Не стану уподобляться матери. Не буду закрывать глаза на правду. Буду сильным».