Суд прошел как-то сумбурно и скучно. Верн запомнил аккуратно одетую старушенцию с резким, скрипучим голосом. Она сидела рядом с судьей. Верн запомнил ее слова: «…Я бы сказала, что это был правильный, человечный порыв к милосердию. Я понимаю и разделяю его чувства. Я бы сказала, что человек действовал из благих побуждений».
Предъявленные обвинения привели Верна в замешательство. Его пытались убедить, что он поступил неправильно, даже преступно, и в конечном итоге Верн сделал вид, будто поверил. Но он знал, что его наказывают за промашку. Они шли гуськом! В одну линию, друг за другом! У него был такой шанс… и он промахнулся!
Верну понравилось в окружной психбольнице. Его нисколько не огорчала стальная сетка на окнах. У него была отдельная палата и три комплекта зеленых пижам. Каждое утро Верн подметал пол у себя в палате, ел завтрак, который ему приносили на большом подносе, и ложился вздремнуть на аккуратно застеленной кровати. Когда он просыпался, метлы и подноса уже не было, и комната вновь становилась пустой и опрятной. Он много спал и сумел забыть почти все.
Через год Верн опять начал думать, хотя думать ему не хотелось. Он думал о детях. Когда он в последний раз видел Тедди и Брэнду, им было шесть и пять лет соответственно. Сначала он вспомнил их голоса, говорящие: «Папа». Ему представлялось, что его настоящее имя и есть Папа, а все остальные имена, которыми его называют люди, – либо прозвища, либо издевательства. Верн вспоминал, как видел в магазине свисток, и думал, что Тедди, наверное, понравится такой подарок. Нужно купить свисток и для Брэнды.
Однажды ему приснилось, будто он находится в самолете на высоте несколько тысяч футов, и ему надо спрыгнуть с младенцем на руках. Это был его ребенок. Верн прыгнул, рванул за кольцо, но парашют не раскрылся. Не раскрылся и запасной парашют. Верн падал быстро. Ветер свистел в ушах. Верн прижимал к себе ребенка как можно крепче, но ветер подныривал ему под руки, бился в него, и вдруг руки разжались, и ребенок стал падать сам, рядом, но вне досягаемости. Верн хватался за воздух, тянулся к нему. Ребенок падал чуть-чуть быстрее его самого. Ребенок был прямо под ним. Земля приближалась с бешеной скоростью. Верн знал, что ребенок упадет первым, у него на глазах, и это страшное знание поселится в нем на тысячную долю секунды, пока его самого не расплющит в кровавую кашу. Эта кошмарная секунда взорвалась болью внутри, и он с криком проснулся. Потом этот сон никак не шел у него из головы. Верн молился о том, чтобы сон приснился ему еще раз, но он будет падать быстрее, и ему дадут умереть первым.
С такими снами не шутят. Больше он Верну не снился и не отпускал его ни на минуту.
Эмили не отвечала на его письма. Он получил официальное письмо от ее адвоката, в котором ему «напоминали», что развод состоялся и ему категорически запрещено всякое общение с детьми. И вот тогда Верн и вспомнил уродов на стоянке у супермаркета. Их странные, перекрученные силуэты пустились в пляс у него перед глазами. Злые, жестокие, они только и ждали, как бы его обидеть. Он решил, что Тедди и Брэнда станут такими же злыми уродами, если их будет воспитывать Эмили.
Примерно в то же время мать Верна приехала навестить его, и ему вменили в обязанность каждый день проводить по несколько часов в общей комнате вместе с другими пациентами. Мама напомнила ему ту старуху в суде. Она не заговаривала о том, почему он здесь оказался. Она рассказывала о своей маленькой молочной ферме, которую создал отец Верна и оставил ей, когда умер. Сказала, что ей не хватает мужских рук. Да, она нанимала рабочих, но все они были те еще прохиндеи. Бестолковые и вороватые. Она сказала, что Эмили не разрешает ей видеться с внуками.
Верн ненавидел общую комнату. Ему хотелось быть одному. Потом он решил, что надо выписаться из больницы, и стал обращать внимание на то, что говорили врачи и медсестры.
Верна выпустили из больницы через три с половиной года. Мама встретила его в вестибюле, и они вместе вышли на улицу. Она усадила его в машину и привезла домой. На ферму, где он вырос. Миссис Богнер устроила Верну экскурсию по ферме и познакомила с рабочими. Была весна, работы в саду – непочатый край. Пока мама жарила курицу, Верн сидел за кухонным столом и чертил план огорода на листке, вырванном из блокнота.
Это было в четверг. На следующий день, в пятницу, миссис Богнер выдавала зарплату рабочим. В смысле денежных расчетов она была старомодной и платила рабочим наличными. Сразу после полуночи Верн встал с постели, надел коричневые штаны и рубашку, купленные матерью, сложил в большой бумажный пакет смену одежды и бритвенные принадлежности и вышел в коридор. Проскользнув мимо двери в спальню матери, он спустился по лестнице. Отец Верна хранил сейф с деньгами в ящичке под мучным ларем в кухне. Ключ от сейфа всегда висел на двери в кладовку в прихожей. Мать Верна не стала менять заведенный порядок.