Любовь гика

Маленький ребенок заглянул мне в лицо и хотел остановиться, но мать увела его прочь. Порой я чувствую на себе посторонние взгляды со всех сторон, и мне становится страшно от мысли, что среди этих людей есть те, кто смотрит не просто из любопытства. Я понимала, что это просто игра моего воспаленного воображения, привыкла к этому страху и научилась его прогонять. Но иногда я тихонько удерживала его, это пугающее ощущение, что кто-то в толпе у меня за спиной или сбоку: какой-нибудь парень с ружьем в тире или раздраженный потный отец семейства, потративший кучу денег на билеты в парке аттракционов, чтобы хоть ненадолго избавиться от детишек, – кто угодно, любой из них мог смотреть на меня украдкой, как нормальные люди обычно поглядывают на уродцев, смотреть и представлять, как я корчусь в грязи, а мои внутренности вываливаются наружу из огромного аварийного люка, который он собственноручно прорезал для них. Это беспомощное ощущение близкой смерти и боли – совершенно особое чувство. Иногда ты хватаешься за него и ненадолго удерживаешь при себе.

Однажды я рассказала об этом Арти. Он прищурился и заметил, что я льщу себе. Во мне нет ничего особенного настолько, чтобы кому-нибудь захотелось убить меня. Арти был мастером опустить человека и поставить его на место, но его резкий ответ убедил меня только в том, что лично он не намерен меня убивать. Как мы забавно устроены: потенциальная возможность стать мишенью насилия повышает нам самооценку.

В дальнем конце парка аттракционов, у американских горок, мокрый от пота кошелек так и лежал в моем нагрудном кармане. Я поднялась по пандусу ко входу на горки. С другой стороны виднелась крыша грузовика с генератором. Папа сидел на краю, свесив ноги, и подбрасывал Цыпу на коленях. Я помахала ему рукой. Он не заметил меня. Я подождала и помахала еще раз. Теперь папа меня увидел и подозвал к себе. Может, Цыпа попробует снова, на обратном пути. Я спрыгнула вниз и двинулась сквозь толпу и грохот музыки.

Кошелек все еще был у меня в кармане, когда я подошла к генератору. Хорст стоял, прислонившись к переднему бамперу, и наблюдал, как папа пересчитывает банкноты в толстой пачке. Я вынула кошелек и передала его папе.

– Почему у него не получилось? – спросила я.

Папа улыбнулся и подвигал бровями:

– Ты, моя причудка, не заглядывала в кошелек!

Он открыл кошелек и показал его мне. Внутри было пусто. Пачка банкнот в один доллар, лежавшая в кошельке, исчезла.

– Ты ничего не почувствовала? – спросил папа.

Я покачала головой, глядя на Цыпу, одетого в комбинезончик на голое тело, с босыми ногами. Он сидел, обнимая двумя руками блестящую урну с дедушкиным прахом, и сосредоточенно дышал на зеркальный металл, покрывая его туманными влажными пятнышками.

Вспоминая об этом теперь, я поражаюсь, почему мы не придумали, как использовать способности Цыпы с умом. Помню, ему было года три или четыре, я помогала ему одеваться и собирала в дорогу сумку: смена одежды и плюшевый медвежонок. Иногда Ал увозил Цыпу куда-то на пару дней. Они ездили только вдвоем.

– Вся прелесть в том, что подобная пара не вызывает вообще никаких подозрений и не привлекает внимания, – объяснял Ал. – Мужчина с маленьким сынишкой смотрится более невинно, чем мужчина под руку с женой. Мужчина с женой могут вместе замыслить и провернуть аферу, а мужчина с маленьким ребенком сразу представляется человеком надежным и положительным. Человеком, у которого есть дела поважнее, чем грабеж средь бела дня.

Это были поездки для карманных краж. Ал облачался в самый скромный из своих костюмов, брал с собой Цыпу, и они ехали на поезде или летели на самолете туда, где их ждали «денежные толпы». Они побывали на многих больших ипподромах, на летних Олимпийских играх. Провели четыре невероятно доходных дня на Всемирной выставке и очень удачную ночь на стоянке у самого крупного в мире казино. Они хорошо поработали в толпе зрителей на боксерском поединке, когда чемпион мира в среднем весе Лобо Уэйнрайт лишился титула непревзойденного короля ринга.

Они брали только наличные. Цыпа «засекал» толстую пачку банкнот и аккуратненько извлекал ее из бумажника, из кармана или из сумки на поясе, так что бумажник оставался на месте нетронутым. Единственная проблема, по словам папы, заключалась в новых банкнотах с характерным хрустом. Впрочем, тихий бумажный хруст в большой толпе не был слышен, и папа с Цыпой быстро научились выбирать самые шумные моменты.

Самый опасный этап: когда деньги покидали свое вместилище и уплывали от прежнего владельца. Цыпа вел их у самого пола, огибая ноги людей и ножки стульев. Никто ничего не заметил, ни разу. Деньги всегда прибывали в аккуратной пачке, сложенные пополам, скользили вверх по ноге Ала, прячась под брючиной, и ныряли в карман, пришитый к подвязке гетры.

Позднее Цыпа мог сразу назвать количество банкнот и их достоинство, но в самом начале, когда еще не умел считать, Алу приходилось ждать, пока они не вернутся в гостиничный номер, где он подсчитывал добычу за день. И подводил общий итог.