Любовь горца

– Давайте перейдем в гостиную, – предложила Фара и увела своих гостей в голубую комнату, из которой они только что вышли. – Я уверена, где-то здесь должны быть ключи от цепей. Бедному Джани нужно сесть.

– Я могу побыть здесь еще немного, – саркастически усмехнулся Гэвин, наблюдая за Лиамом и Филоменой.

– Вы – лорд Торн, как я понимаю? – Дориан подошел к Гэвину и, сначала замешкавшись, протянул ему руку. – Давно ждал возможности с вами встретиться.

Они пожали друг другу руки, причем, кроме цвета волос, сходство между ними было почти зеркальное.

– Дориан Блэквелл. – Гэвин осторожно высвободил руку из сильной ладони Дориана. – Или мне следует называть вас Дуган Маккензи?

– Это долгая и занимательная история. – Блэквелл указал рукой на дверь напротив гостиной, рядом с главным входом в особняк. – Позвольте мне пригласить вас к себе в кабинет и угостить виски?

И вот Филомена и Лиам остались одни. Было тихо, слышалось только ее быстрое дыхание, эхом отражавшееся от мраморных стен.

Взгляд Лиама был упорным, но не злым, не агрессивным и не сердитым. Он стоял перед ней на расстоянии вытянутой руки, возвышаясь как монолит мужской силы, но дотягивался до нее только взглядом. Он разглядывал ее, как будто она была никогда прежде не виданным существом. Как будто он не мог понять, даже предположить, кто или что перед ним.

Филомена осознала, что сейчас у нее есть единственный шанс извиниться за тот вред, что она нанесла Лиаму и его семейству.

– То, что я сделала, непростительно, – начала она, удивляясь тому, что, несмотря на горячность, ее голос звучал ровно, хотя вся она дрожала от желания почувствовать тепло его руки. – Когда я бежала… когда согласилась принять предложение работать у Рейвенкрофтов в качестве Филомены Локхарт, я чувствовала, что обстоятельства оторвали меня от себя самой. Я больше не знала, кто я, поэтому, став кем-то другим, я сочла, что это позволительно. И никому не навредит. Все, кого я знала, все, кому я могла доверять, хотели рвать меня на куски и скармливать хищникам.

Она не чувствовала слез, которые текли по щекам, эмоции захватили ее, заставляя все тело дрожать, будто его кололи.

– Я не знала, что в мире жестоких и черствых мужчин существуют такие, как ты. Я думала, что мое будущее – это темный пустой коридор, где в конце ждет закрытая дверь. Когда я бежала, я думала только о том, от чего я бегу. Я не задумывалась, куда и к кому я бегу. Я не знала, что именно твои руки впервые в моей жизни дадут мне ощущение безопасности. Я не знала, что твое лицо станет для меня самым дорогим. Что я сердечно полюблю твоих детей. Что я научусь доверять тому самому человеку, которого я так сильно обманывала.

Филомена вытерла мокрые щеки, чувствуя отчаяние, потому что выражение сурового лица Лиама не изменилось. Она не могла понять, что он чувствует, но он должен был осознать всю глубину ее раскаяния, хотя вряд ли оно поможет им обоим.

– Однажды мы говорили с тобой о прощении и искуплении, и я хочу, чтобы ты знал, что я не жду и не заслуживаю прощения, – продолжала она. – Я нанесла тебе огромный вред и хотела бы все вернуть назад. Я хочу сказать: то, что я сделала по отношению к тебе, Рианне и Эндрю, всегда будет причиной моего самого глубокого сожаления и стыда. Потому что я люблю вас больше всех на свете.

Филомена сжала губы и сморгнула слезы, чтобы видеть ясно, какой гнев за этим последует.

– Ты кончила говорить? – коротко спросил Лиам.

Филомену охватила новая волна безнадежности, и она кивнула, ожидая последствий, как предатель ждет виселицы. Лиам помолчал, изучая ее ярко светившимися глазами. Его ноздри раздувались от с трудом сдерживаемого дыхания. Но когда он заговорил, его голос был тихим и спокойным.

– Я знал в жизни только подозрительность и насилие. Слишком большую часть ее я провел среди соперников и противников. Думал, что родился под злой звездой и обречен вести жизнь грубую и жестокую. Поэтому я скрылся в замок Рейвенкрофт-Кип, где искал уединения, даже от тех, кто во мне нуждался. Я был одинок… А потом приехала ты, и оказалось, что ты присутствуешь в каждой комнате, в каждом закоулке моих мыслей. Как ни старался, я не мог спрятаться от тебя, Мена, а потом неожиданно я уже не хотел прятаться. Я стал искать тебя, потому что понял, что не могу жить, не видя тебя. Первое счастье, которое я узнал, заключалось в том, чтобы смотреть в твои глаза. Ты научила меня понимать не только такие слова, как «прощение» и «искупление». Но и такие, как «желание», «томление». И «любовь». Ты – мой небесный свод со звездами, Мена, моя причина смотреть в небо. Моя карта, когда я теряюсь, мой луч света, когда вокруг мрак.

Филомена всхлипнула, а потом еще раз, когда суровое лицо Лиама приобрело самое нежное выражение, когда-либо виденное ею. Слово «облегчение» недостаточно точно описывает ее состояние.

Неужели он сказал «любовь»? До сего момента они старательно его избегали.