Любовь горца

– Ты же ее избивал. – Лиам старался, чтобы в голосе не чувствовалось злость.

– Вначале я бил ее, только когда она нуждалась в коррекции. – Гордон продолжал плотоядно, будто в комнате вместе с ним присутствовали люди, разделявшие его взгляды. – Иногда приходится бить спаниелей, чтобы научить их уму-разуму. Так же и с женами. Но после ее последней выходки я решил, ей нужна более твердая рука. Я дам ей такой урок, какой она никогда не забудет.

Теперь Лиам услышал достаточно. Каждое слово жгло ему сердце кислотой. Перед ним вставали образы один страшнее другого.

Он полагал, что знает, какой бывает ярость, – это неконтролируемая жажда насилия и крови. В прошлом ярость окрашивала весь мир в темно-красный цвет, полыхала огнем во всем теле, пока кожа не начинала гореть, как будто от соприкосновения с расплавленной сталью.

Но то, что он чувствовал по отношению к Гордону Сент-Винсенту, было совсем не похоже на такую ярость. Оно напоминало черную ледяную пропасть, расчетливый блестящий ледяной осколок адской ненависти, впившийся в душу. А душа жаждала преступления.

Внезапно он сломался и коленом навалился на грудь виконта, опрокинул его на кушетку и ударил кулаком прямо в нос, разбив его до неузнаваемости.

Его демон наслаждался звуком ломающейся кости и хряща под напором кулака. Виконт издавал полузадушенные крики боли, кровь потоком полилась на халат.

– Она вовсе не в Белль-Глен, Лиам, – тихо сказал Дориан, стоя рядом с кушеткой. – Я уничтожил этот свинарник в тот день, когда помог Филомене бежать. Я много сделал для освобождения твоей гувернантки, будучи служителем короны. Теперь она в безопасности в моем доме вместе с Фарой и Милли.

Лиам обернул свой гнев на брата:

– Почему ты заставил меня поверить, что она в опасности? Что же ты за человек такой?

– Я человек, который построил свое состояние, всю свою жизнь на тайне. Который создал себе имя на лжи, чтобы наш отец не попробовал убить меня снова. – Дориан говорил тихо, и его здоровый глаз горел темным пламенем. – Лиам, нас связывает кровь Маккензи, но не доверие. Во всяком случае, пока. Я не был уверен, что ты не обратишь свой знаменитый гнев на Филомену. Она и так настрадалась. Ты должен был услышать правду о невыносимых условиях, в которых она жила, от человека, который ее мучил. Меня ты знаешь недостаточно хорошо, чтобы мне верить, и я понимал, что тебе будет трудно поверить ей.

Лиам остановился. Справедливость доводов Дориана дошла до него и заставила остыть.

– Я знал, что здесь ты узнаешь всю правду, – и Дориан указал на Гордона, который моргал глазами, отупевшими от опиума и ужаса. – Эта куча отбросов рассказала тебе все, что тебе следовало знать. А теперь сделай то, что нужно сделать, чтобы любимая женщина стала твоей.

Лиам смотрел на брата и видел того же демона, на которого каждое утро смотрел в зеркале. Неожиданно ему захотелось ему многое сказать и за многое извиниться, даже за грехи, которых он не совершал. Но прежде…

Он достал из сапога кинжал.

– Не делайте того, о чем потом пожалеете, – начал умолять Гордон, протягивая к нему слабую руку. Он уже потерял всякую способность соображать из-за боли в изуродованном лице и большой дозы наркотика в организме. – Я же лорд, – лопотал он сквозь залитые кровью зубы, – значит, будет расследование. Когда найдут мое тело, все поймут, что это ты убил. На железнодорожной платформе было много свидетелей. Они видели, как ты ее защищал.

Дориан Блэквелл усмехнулся:

– Почему ты думаешь, что здесь что-то найдут?

– Здесь будет только кровь, которая накапала на кушетку, – добавил невозмутимо Арджент.

Лиам кивнул и направил кинжал в лицо виконта.

– Меня зовут Уильям Грант Руарид Маккензи, я – Демон-горец, лэрд клана Маккензи из Уэстер-Росс, девятый маркиз Рейвенкрофт. Когда мы встретимся в аду, ты будешь знать, как меня зовут. Я поклялся моей женщине, что если ты попадешь мне в руки, то я воткну свой дирк тебе в глаз!

И он это сделал.

Глава 24

– Я должна быть с ним!

Волнение не давало Филомене сидеть. Милли Ли Кер и Фара Блэквелл тоже вскочили, когда она начала бегать по мягкому кобальтовому ковру, устилавшему пол в особняке Блэквеллов в Мейфэре.

– Что, если… бедные дети… я должна!

– Филомена, дорогая. – Фара обняла ее за плечи и постаралась усадить на диван. Шелковые юбки Фары ярко-синего цвета шелестели в тишине дома. – Дориан и Кристофер остались приглядеть за твоим лордом Рейвенкрофтом, пока Мердок и я занимались бумагами о твоем освобождении от обвинения. Они обещали прислать гонца, если появятся какие-то новости.

От волнения у Филомены образовался в груди сжатый кулак, который давил на сердце так, что казалось, каждое его биение может стать последним. Такое отчаяние она чувствовала только в клинике Белль-Глен. И впервые эта боль не имела отношения к ее собственной безнадежной ситуации.