Любовь горца

– Тебе следовало все мне рассказать, и я защитил бы ее!

– Семья объявила ее опасной сумасшедшей и сделала это через высокий суд, – сказал Дориан, не теряя присутствия духа. – Ты был достойным слугой ее величества королевы и законным наследником своего отца, я не был уверен, что ты не выдашь ее короне еще до того, как я очищу ее имя от клеветы. Хотя мы одной крови, я ничего о тебе не знаю, кроме того, что, в отличие от отца, ты любишь своих детей. Если Демон-горец готов сделать что угодно, чтобы их защитить, значит, самое безопасное для нее место будет около них. Кроме того, кто может лучше виконтессы научить мою племянницу хорошим манерам?

– Я должен их увидеть. – Лиам снова рванулся к двери.

– С ними все в порядке. – Дориан положил ему руку на плечо. – И они знают, что с тобой тоже все в порядке.

Но что с Филоменой?

Дориан оценивающе смотрел на него ироническим взглядом:

– Никогда бы не подумал, что ты обратишь на нее хоть какое-то внимание, а тем более…

Он оставил намек невысказанным, хотя имел в виду «а тем более влюбишься».

– Долго я был без сознания? – спросил Лиам, взглянув на окно: сквозь задернутые тяжелые шторы не просачивался ни один луч света, и он решил, что на дворе ночь.

– Несколько часов, – ответил Дориан. – Они тебя усыпили, пока зашивали раны. Тебе повезло, пуля прошла насквозь и попала в колонну.

Несколько часов? Это давало лорду Бенчли достаточно времени, чтобы наказать Мену. Такая возможность заставила закипеть кровь Лиама.

Он приблизил свое лицо к Ардженту:

– Или вы мне поможете, или убирайтесь с моей дороги.

Лицо викинга приняло жестокое выражение:

– Мы для этого пришли сюда. – Арджент отступил и широким жестом указал на коридор. – Свести счеты.

Дориан пошел вместе с Лиамом в сторону выхода из госпиталя.

– Прежде всего, – предложил Черное сердце из Бен-Мора, – давай найдем тебе рубашку и те самые чертовы сапоги, о которых ты орал.

Была уже полночь, когда Рейвенкрофт, Арджент и Блэквелл тихо прошли через террасу, похожие на посланников смерти, крадущихся за обреченными.

Дом по-прежнему принадлежал отцу Гордона Сент-Винсента. Виконт Бенчли жил по-холостяцки в красивом особняке в Найтсбридже, но особняк этот находился в менее престижном районе, чем Гайд-парк, что говорило о ухудшении положения семейства Сент-Винсент.

К счастью, совсем небольшой штат слуг спал в помещении под лестницей, и незваные гости вскрыли замок задней двери, пробрались через кухню на первый этаж. Прежде солидный и красивый дом пришел в ужасное запустение. Везде царила тьма, и только слабый свет фонаря пробивался из-под двери главного зала, находившегося в передней части дома.

Лиам оказался один в зале, где на полу лежали ковры, когда-то роскошные, заглушавшие теперь его тяжелые шаги. Тихий мужской голос достиг его слуха, потом он услышал ответ женщины. Всего секунды хватило Лиаму, чтобы он понял, что фальшивый, визгливый женский голос не принадлежал Филомене. Его плечо горело огнем, и голова страшно болела, но ему приходилось жить и в более суровых обстоятельствах… и убивать тоже.

Он безошибочно узнал голос лорда Бенчли, а также отвратительно сладкий и липучий аромат, струившийся из комнаты. Опиум.

Блэквелл и Арджент предлагали змеей пробраться туда, где находился их объект, но как бы он ни старался, Лиам не мог действовать в соответствии с этим методом. Его пальцы скрючились, будто он уже держал в руках шею виконта. Он ударил ногой по двери с такой силой, что она разлетелась.

Звук, который издал Гордон, больше напоминал женский крик, но Лиам видел, что это был он. Мужчина и женщина в комнате двигались медленно и неуверенно, несмотря на панику. Действие опиума усилилось под влиянием страха, который стремительно погнал наркотик по венам. Пара страстно обнималась, собираясь заняться любовью на грязноватой кушетке неопределенного цвета. На столе между полупустыми бутылками и недоеденной едой были разбросаны какие-то таинственные принадлежности.

Женщина экзотической внешности скатилась с коленей Гордона Сент-Винсента на кушетку, ее обнаженная грудь виднелась из расстегнутого корсета. Она была в таком ступоре, что даже не попыталась ее прикрыть.

– Что это значит, Рейвенкрофт? – невнятно пробормотал лорд Бенчли. – Я же видел, вас застрелили.

На нем был тот же самый дорогой костюм, в котором он показался на вокзале, но теперь костюм был в беспорядке и чем-то запачкан. Волосы, кудрявые по последней моде, и бакенбарды были сильно взбиты и смазаны какой-то помадой, а, возможно, просто засалены. В полутемной комнате трудно определить.

То, что этот развратник, этот мерзкий, жалкий подонок поднимал руку на Филомену, заставило Лиама забыть любые угрызения совести. У него во рту появился резкий вкус отвращения и ненависти.

– Где она? – рыкнул Лиам, стараясь не замечать отвратительную вонь от опиума, немытых тел и секса, висящую в воздухе темной комнаты как ядовитое облако.

– Вы имеете в виду мою жену? – с издевкой спросил виконт.