Любовь и бесчестье

Она и была и не была собой. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, казалась другой. Было ли это вызвано возрастом или опытом? В эту минуту она больше всего на свете хотела превратиться в эту женщину, а не оставаться собой настоящей.

Незнакомец протянул руку, и у Вероники не оставалось иного выбора, кроме как неохотно возвратить ему зеркало. Положив его в мешок, он посмотрел на Веронику. Выражал ли этот взгляд задумчивость или сострадание?

Господи! Она молила всемогущего Господа сделать так, чтобы никто, знающий дядю Бертрана и Тетю Лилли, не сообщил им о сегодняшнем вечере.

Дядя Бертран думал только о том, чтобы устроить завидные браки своих дочерей и упрочить будущее сыновей. Однако все это стало бы невозможным, если бы распространились слухи о скандальном поведении их родственницы. А может ли быть что-нибудь скандальнее произошедшего нынешней ночью?

Конечно, члены Братства не станут распространяться о своих действиях. Сделать это — означало бы признаться в том, что они там присутствовали.

Имело ли это какое-нибудь значение для них? Мужчин судят по иным критериям, чем женщин, и часто на них не распространяются никакие ограничения. А вот ее поведение сочли бы постыдным.

— Назовите, пожалуйста, ваш адрес, — обратился к ней незнакомец.

— Вы не должны провожать меня домой. Если вы это сделаете, кто-нибудь увидит.

— Я не хотел спасать вас, — сказал он. — Но уж раз это сделал, доведу все до конца. Вы не поедете домой одна.

В его голосе прозвучало нечто такое, что возбудило ее любопытство, которое лежало в основе всех ее несчастий.

Она закрыла глаза, направила свой «дар» на человека, сидевшего напротив, и замерла, очищая свое сознание.

Да, незнакомец был раздражен и нетерпелив, но под этими эмоциями, накатывавшими волнами, Вероника ощутила страдание, столь острое, что ее саму будто полоснуло ножом.

И в этот момент она чуть было не спросила его, чем он так удручен, а удержало ее только воспоминание о дяде Бертране. Сколько раз он читал ей нотации?

— Вероника, ты не должна сообщать людям обо всем, что чувствуешь. Иначе они сочтут тебя готовой для Бедлама. Я должен заботиться о своем положении и поддерживать его. Мне не принесет пользы, если о моей племяннице пойдет слава как о сумасшедшей.

— Я не сумасшедшая, дядя Бертран, — отвечала Вероника. — Однако не могу не знать, что чувствуют люди.

— Твоя мать слишком потакала тебе, девочка. Нет такой вещи, как «дар».

Она отвечала, что не хочет слышать о своих родителях ничего дурного. Или просто отмалчивалась, понимая, что неповиновение не стоит усилий.

Вне всякого сомнения, ей повезло в том, что ее не заперли где-нибудь на чердаке или не отослали в какое-нибудь захолустье, приклеив к ней ярлык слегка слабоумной особы, способной распознавать мысли и чувства других.

Вероника открыла глаза, медленно повернула голову, чтобы видеть мужчину, который, как она поняла, испытывал внутреннее беспокойство.

— Если я скажу свой адрес, — спросила она, — дадите ли вы мне слово, что просто позволите мне выйти из экипажа? И не сочтете необходимым провожать меня до двери, и не дадите знать моим хозяевам, что произошло?

Незнакомец снова посмотрел на нее так, что Вероника заерзала под его неодобрительным взглядом.

— Если сочту, что вы в безопасности.

Смирившись, она назвала ему адрес дяди Бертрана, моля Бога о том, чтобы и дядя, и вся его семья уже спали, когда они окажутся на месте.

Незнакомец сообщил адрес кучеру, потом снова сел на место.

Через несколько минут они подъехали к дому дяди. Перед тем как уйти из дома нынче вечером, Вероника уже приготовила рассказ на случай, если кто-нибудь еще будет бодрствовать, когда она возвратится. Скажет, что ей захотелось глотнуть свежего воздуха. Что скучает по просторам и тишине Шотландии. Ведь это было правдой. Разве не так?

Единственно, что оказалось хорошего в положении бедной родственницы, — это то, что она не дебютировала в обществе и не собиралась появляться там, да и выбираться из дома отваживалась редко. Выходила только по поручению тети Лилли или дяди Бертрана. Причем поблизости от их дома не было лавок. Поэтому маловероятно, что кто-нибудь из их владельцев увидит и узнает ее.

Когда карета замедлила движение, потом остановилась, Вероника потянулась к дверце. Но прежде чем она вышла из кареты, ее спаситель подался вперед.

— Обещайте мне, что в будущем станете проявлять больше здравого смысла, чем сегодня вечером. Не знаю, сколько они вам заплатили, но никакие деньги не окупят подобного унижения.

— Они мне не заплатили, — сказала она.

— Тогда почему вы оказались там?

— Из любопытства, — ответила Вероника.

Это было единственным объяснением, которое она смогла озвучить.

— Чертовски опасное место, чтобы проявлять любопытство.

Вероника кивнула и открыла дверцу кареты. Придерживая слишком длинный балахон обеими руками, она ступила на мостовую, чувствуя, как холод охватывает босые ноги. Что случилось с ее башмаками?

Трудно будет объяснить потерю платья, ибо у нее их было всего три, и каждое из них из одинаковой синей ткани, которая, по словам тетки, считалась ноской.