Любовь и бесчестье

Монтгомери улыбнулся с таким видом, что Вероника похолодела. Мистеру Керру следовало с осторожностью выбирать слова. В эту минуту Монтгомери был весьма далек от любезностей, хоть и улыбался.

– Я думал, что вы стоите за попыткой саботировать мое строительство воздушных аппаратов.

Следует отдать должное Эдмунду, он казался искренне потрясенным.

– Я не смог бы сделать ничего подобного, ваша милость.

– Теперь я это понимаю, – ответил Монтгомери. Сделав шаг вперед, он отвел руку назад и заехал кулаком в челюсть Керра.

Монтгомери смотрел, как Керр камнем свалился на дорожку. Он стоял над поверженным и тряс его руку, пока Вероника в ужасе созерцала эту картину.

Монтгомери наклонился, схватил поверенного за ворот и держал на весу, пока тот недоуменно моргал.

– Ведь это вы рассказали мне о Братстве Меркайи, и вы же убедили меня пойти туда.

Эдмунд отдувался, но молчал.

– Вы член этого общества? Да? Мне следовало догадаться об этом в тот самый вечер.

Монтгомери сделал несколько шагов в сторону от Керра.

– Он там был? – спросила Вероника. – Он был там в ту ночь?

Она не сводила глаз с Эдмунда. Она понятия не имела о том, кто скрывается под личиной «братьев», под капюшонами их балахонов. Однако Эдмунд держал ее за руку во время сеанса и все время находился там. Он видел ее обнаженной. И возможно, ее неприязнь к поверенному имела основой не «дар», а совсем иную причину.

Монтгомери отпустил ворот Керра, и тот снова упал на землю и так и остался лежать, неуверенно глядя на Монтгомери снизу вверх.

– Вероника, я избавил тебя от Миллисент, теперь твоя очередь решать, что делать с ним.

– Ты хочешь оставить его у себя на службе?

– Нет, – сказал Монтгомери, протягивая ей руку. – Не считай его больше служащим Донкастер-Холла.

Он снова посмотрел на Эдмунда.

– Я не стану снова вызывать вас, – сказал Монтгомери. – Мы найдем способ избавиться от вас и обойтись без вас.

Он повернулся к Рэлстону.

– Если ты сможешь справиться с этим, будь любезен это сделать, – сказал он, указывая жестом на Керра.

Рэлстон кивнул и с помощью другого слуги поднял поверенного на ноги.

Монтгомери улыбнулся жене, и лицо его сразу изменило выражение. Теперь он казался гораздо моложе и не столь удрученным своими воспоминаниями.

– Я люблю тебя, Монтгомери Фэрфакс, – сказала Вероника тихо.

Монтгомери заключил ее в объятия.

– Благодарю Господа за это, – сказал он, прижимаясь щекой к ее виску.

Они стояли, пока рассвет вступал в свои права, медленно и робко разгоняя тени, и заря простиралась на небе, окрашивая все вокруг и ослепляя их своим блеском.

– А как насчет тебя, Монтгомери Фэрфакс?

Монтгомери даже не стал притворяться, что неверно ее понял.

Вероника отстранилась, глядя на него и чувствуя, как от его улыбки сердце начинает биться быстрее. С самого начала, с первого дня, их соединила страсть, но теперь она привела их к чему-то большему, к большей полноте чувств.

– Люблю ли я тебя? Разве может быть иначе? Ты удивительная, забавная и очаровательная, и я подозреваю, что оставшуюся жизнь ты заставишь меня провести в веселых гонках.

– Нельзя сказать, что это объяснение в любви было самым романтичным в моей жизни, Монтгомери Фэрфакс.

– Пожалуй, мне стоит поработать над этим? – спросил он, склоняясь к ней, чтобы поцеловать ее в щеку. – Я буду стараться каждый день и всеми возможными способами. – Он поцеловал ее в уголок рта.

Солнечный свет бил Веронике в лицо, окрашивал волосы и глаза и освещал ее прелестные черты. И от красоты ее черт вкупе с красотой души у него захватило дух.

В этот момент Монтгомери понял, что его дом здесь, потому что рядом с ним была женщина с ее отвагой и жизнерадостностью, с ее силой и гибкостью. Его прибежищем, его домом стала Вероника.

Она привстала на цыпочки и нежно прижалась щекой к его щеке и почувствовала шершавость небритой кожи. Слегка повернув голову, она коснулась губами его носа, потом уголка рта, подбородка и медленно прошлась губами по шее. Ее губы на мгновение задержались на месте, ощутив бешеное биение его жилки, и она нежно коснулась этого места кончиком языка и подышала на увлажненное поцелуем место.

– Ты пытаешься соблазнить меня, Вероника Фэрфакс? – спросил Монтгомери, намеренно выговаривая слова с шотландским акцентом.

Вероника усмехнулась, почувствовав прикосновение его губ к своему виску.

– Именно так, Монтгомери Фэрфакс. А у тебя есть возражения?

Он отстранился, посмотрел на нее, и ему стало не до смеха.

– Я люблю тебя, Вероника. Теперь это звучит лучше?

Она потянулась к нему, обвила руками его шею и ответила поцелуем.

Эпилог

Мэри Туллох смотрелась в зеркало и видела в нем то же отражение, что и много лет назад, когда была маленькой девочкой, всего лишь ребенком.

У нее не было оснований жаловаться на жизнь. Она любила и была любима. Ее дети родились здоровыми и служили ей утешением. Она бывала добра, когда могла, и жестока, когда обстоятельства вынуждали ее к этому.

Теперь пришло время распрощаться со всем.

Ее отражение изменилось, будто Туллох Сгатхан услышало ее мысли, и по краям отражения заклубились коричневые облака.