Любовь и бесчестье

— Ничего, — ответил Монтгомери. — Я сам разберусь.

Он направился к двери, потом обернулся и посмотрел в лицо поверенному.

— К вашему сведению, Эдмунд, я не хочу, чтобы вы обсуждали мои дела с кем бы то ни было. Никогда не делайте этого, никогда и ни с кем.

Эдмунд устремил неподвижный взгляд на грязный пол:

— Я совершил ошибку, ваша милость. Я никогда ее не повторю.

— Вы живете в Инвернессе?

Эдмунд кивнул.

— Думаю, Эдмунд, вам пора отправиться домой.

Поверенный выглядел потрясенным.

— Кто же позаботится о ваших делах, сэр?

Пушечное ядро становилось все тяжелее и тяжелее.

Монтгомери хотелось обрушить его на Эдмунда Керра.

Эдмунд сделал несколько шагов к нему:

— Я прошу прощения, лорд Фэрфакс. Примите мое глубочайшее сожаление. Как только я осознал свою оплошность, я немедленно пришел к вам.

— Это верно, — ответил Монтгомери. — И потому я не увольняю вас, Эдмунд. И все же, думаю, вам пора побыть дома. По крайней мере, какое-то время. Вы не согласны?

Его взгляд заставил Эдмунда отказаться от возражений.

— Да, ваша милость. Возможно, пора.

Гнев душил Монтгомери и заставил его пулей промчаться по мосту, а потом по тропинке к Донкастер-Холлу. Он направился в свою комнату вымыться и переодеться, перед тем как отправиться на поиски графа Конли и хорошенько всыпать наглецу.

Элспет помогла Веронике переодеться и уложила ее волосы. Вероника вымыла руки и попыталась освежить лицо прохладным компрессом, но это не помогло. Ее щеки пылали, и это было признаком того, что гнев ее достиг точки кипения.

К моменту, когда Вероника вошла в парадную столовую, градус ее гнева поднялся настолько, что она уже дрожала от ярости.

— Это твой обычай опаздывать, — сказала тетя Лилли и потянулась за пшеничной лепешкой, блюдо которых стояло на столе. — Я думала, твои манеры стали лучше.

Вероника остановилась в дверях перевести дух и заставила себя немного успокоиться.

Дядя Бертран восседал во главе стола, тетя Лилли напротив, кузины и кузены расселись, как им заблагорассудилось. Должно быть, поместить Веронику предполагалось где-то посередине, принимая во внимание ее положение бедной родственницы, которое сочли приемлемым даже в ее собственном доме.

Вероника предпочла не обратить внимания на тетю и дядю и направилась прямо к стулу напротив Аманды. Кузина улыбнулась ей через стол. Выражение ее лица казалось бы полным нежности и очарования, если бы не хищный блеск в глазах.

— Где оно?

— Где что, Вероника? — спросила тетя Лилли. — Сядь, девочка.

— Где зеркало? — повторила Вероника, не сводя взгляда с Аманды. — Тебе не удастся воровать у меня в доме.

— Вероника! — воскликнула в ужасе тетя Лилли. — О чем ты говоришь?

— Ты украла зеркало. Где оно?

Аманда промокнула салфеткой уголок рта:

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— В Лондоне я давала тебе деньги по доброй воле. Однако зеркало я не собираюсь тебе дарить.

Аманда повернулась к матери:

— Право, матушка, я не знаю, о чем она говорит. Пожалуйста, заставь ее перестать говорить обо мне такие ужасные вещи.

— Вероника, — сказал дядя Бертран, — ты не можешь никого обвинять бездоказательно.

— Моя горничная — свидетельница, — возразила Вероника. — Она видела тебя в моей комнате, Аманда.

Тетя Лилли встала, бросила салфетку, подошла к дочери и встала за спинкой ее стула:

— Аманда не воровка.

— Я просто хотела посмотреть твои комнаты, — сказала Аманда. — Сегодня утром ты исчезла, и с тех пор я тебя не видела.

— И это тоже проявление неучтивости, Вероника, — добавила тетка.

— Сомневаюсь, графиня, — послышался голос Монтгомери из-за ее спины, — что тема этой беседы продиктована грубостью.

Вероника подняла на него глаза и увидела, что он в упор смотрит на дядю Бертрана:

— Нам с вами надо поговорить. Немедленно!

Сейчас Монтгомери совсем не походил на того человека, с которым она рассталась час назад. Голос его был ледяным, а лицо исказила такая ярость, что она бы содрогнулась, будь эта ярость направлена на нее.

— Вам бы следовало поучить вашу жену, Монтгомери, — сказала тетя Лилли, снова садясь на место. — Она непозволительно груба с Амандой.

Монтгомери посмотрел на Веронику.

— Она украла мое зеркало. Пришла в мою комнату и украла Туллох Сгатхан.

С минуту Монтгомери изучал лицо Аманды, потом окинул взглядом весь стол. Надо сказать к чести остальных кузин, они не поднимали на него глаз и выглядели так, будто им хотелось оказаться в другом месте. Судя по всему, ярость Монтгомери не затронула только Аманду, дядю Бертрана и тетю Лилли.

Монтгомери сделал движение к жене и нежно обнял ее за талию.

Тетя Лилли смотрела на них, хмурясь:

— Она была непозволительно груба с Амандой, Монтгомери. И ей следовало бы проявить любезность и извиниться перед ней.

— Это вам следует извиниться перед Вероникой, — сказал Монтгомери, опережая Веронику. — Вы заняли ее место за столом. — Он повернулся к графу Конли: — Вам я тоже не давал разрешения занять мое место во главе стола, сэр. Как и выспрашивать моего поверенного о состоянии моих финансов и положении моей жены.

Монтгомери сделал знак одной из служанок.