Любовь и Боль (СИ)

Она уходит прежде, чем я успеваю среагировать. Мир вокруг плывёт. Опускаюсь на пол и закрываю глаза.

— Райан? — кто-то трясет меня за плечо.

Распахиваю веки и смотрю на обеспокоенное и размазанное для моего нынешнего зрения лицо своей сестры.

— Ты в порядке? Хлоя приходила? Почему ты напился, и где она?

— Твоя лживая подружка всех нас перехитрила, — криво усмехаюсь.

— Ты слишком много выпил и бредишь, — Элизабет пытается поднять меня с пола. — Ты же… — чувствую, как мысль рождается в умной голове мелочи, — Не поверил, что это моя Хлоя-моня могла дать то дебильное интервью? Райан?

— Не поверил. Но они, блядь, прислали доказательства.

— В наш век я тебе сама, что угодно, пришлю, — ее очередная попытка меня поднять с треском проваливается.

Притягиваю сестру к себе и шепчу в ухо:

— А ты знаешь, что она трахается с твоим футболистом?

— Заткнись, — Элизабет сердито отталкивает меня от себя.

— Открою тебе секрет, она не была девственницей, как ты считала. Посмотри фотографии на столе.

Сестра больше не делает попыток меня поднять. Она встает и с опаской косится на стол, как если бы по нему бегали крысы.

— Не может быть. Она бы сказала мне. — присаживается на край дивана и хватается за голову, — Что… что… могло ее заставить молчать о таком важном событии? — мое пьяное убожество на полу перестает ее волновать. — Только не это… — глухим, чужим голосом, произносит Элизабет. — Гребанный мудак!

— Согласен. Мудак футболист. А она втерлась к тебе в доверие…

— Блин, Райан! Нет! Пожалуйста, замолчи! Она точно не предпринимала попыток, чтобы сблизиться со мной. Я все сделала сама! Шептон, как ты понял, нравится мне давно. В средней школе он пару недель встречался с Самантой Броди, которую я откровенно недолюбливала из-за ее лживой сучьей натуры. Эта крашенная блондинка, как и многие до нее, пыталась со мной сдружиться, но получала заслуженный отворот-поворот. Потом они с Джорджем расстались, и я стала свидетельницей ее одиноких крокодильих слез на спортивной площадке. Сомневаться из-за чего она убивается не было повода. Строить из себя целиком и полностью стерву тоже не хотелось, поэтому я подошла ее поддержать в убеждении о скотской натуре Шептона

— Он сказал, что ему нравится другая. — со злостью призналась тогда Броди, оценивающе меня разглядывая.

— Да? И Кто? — стараясь не звучать заинтересованно, спросила я.

— Хочешь узнать, да? — усмехнулась ведьма.

— Не то чтобы…

В этот момент на дорожке показалась Хлоя. Новенькая, не так давно перешедшая в нашу школу.

— Она. — тыкнула в нее пальцем Саманта. — Джордж полностью очарован этой миленькой Райт.

Сестра поднимает на меня глаза, как после долгой исповеди.

— В тот же день я подсела к Хлое в столовой.

— Держи друзей своих близко, а врага еще… — я не успеваю договорить.

Мы оба поворачиваема на шорох, раздающийся в дверях. Та, о ком рассказывала Элизабет, стоит на пороге и во все глаза смотрит на нас. И в эту минуту мне вдруг становится плевать на то, что она разрушила всю мою карьеру. У меня сердце кровью обливается от одного ее вида.

Войдя, она проходит к столу и ставит на него кружку.

— Хлоя, я… — сестра встает со своего места и делает пару неуверенных шагов к подруге. Но та останавливает ее, подняв руку в защитном жесте.

— Не подходи, пожалуйста, ко мне сейчас. Ладно? — подобие кривой улыбки мелькает на лице.

Хлоя подходит ко мне, опускается на пол напротив меня и тихо произносит:

— Я сделала тебе ромашковый чай. И еще кое-что. Я тебя никогда не предавала.

И прежде чем мне удается что-то ответить или дотронуться до нее, она встает и быстро уходит.

Попытка подняться венчается успехом, но через пару шагов следует падение и боль. Элизабет кидается ко мне, и сквозь расфокусированное пространство я отчетливо вижу ее слезы.

— Догони ее, — злясь на себя, говорю я. — Видишь, ей плохо.

Глава 39

Хлоя

Бабушка не отговаривала. Ни раньше, ни в этот раз. Она только спросила, не хочу ли я рассказать ему свою версию событий и только после этого обрубать концы. Но к тому моменты, мои чувства, тянувшиеся к Райану самыми светлыми нитями, на которые было способно бившееся в груди сердце, оказались наполовину вырваны. С кровью и болью. С криками, сопротивлением, отторжением.

Я стала собственным беспощадным, бесчувственным и безликим палачом, чье ничего не выражающее лицо не жалело плачущего внутри ребенка, убеждая — все заживет и затянется. А внутренние шрамы — они только укрепят и сделают тебя намного сильнее. Ты только потерпи, немного потерпи. Мой внутренний ребенок недоверчиво смотрел, но верил мне…

Рассказывать что-то Райану, объяснять или оправдываться не было желания. Он не поверил мне и посчитал предательницей. Его усмешка и те слова вновь и вновь разливались в голове ядом, колкими осколками отдавались во всем теле при одном только воспоминании.

Неужели ты посчитал меня настолько хорошей актрисой? Способной играть роль влюбленной в тебя и готовой на все… Ну, раз ты так веришь в мою игру и не веришь в мою искренность… Что ж, это твой выбор.

— За тобой приехала машина, — кричит из кухни бабушка.