Любовь и Боль

— Очаруй его. Твоей харизме поддаются все, независимо от пола и возраста. — она кинула многозначительный взгляд на соседний столик и ехидно добавила. — Вон та женщина, кажется, забыла, что пришла сюда с мужем и ребенком и все время смотрит на тебя, как на луч надежды.

Аура недружелюбного города-разлучника очевидно сбоила мою харизму, открывая Тойлону истинную и паршивую натуру Райана Лива, отчего первые два раза моего приезда я был словесно отправлен им в самые сказочные направления.

Мне оставалось только урывками наблюдать ее игру, спрятавшись в толпе зевак или скрывшись под крышами какого-нибудь кафе.

На третий раз погода смилостивилась, подарив лучи хоть и не теплого, но все же солнца. Она перестала неисправно засорять эфир, и какая-то искра, в которую я уже сам давно перестал верить, наблюдая в зеркале лишь убогое подобие себя, попала на старика. Разжалобила его послать меня в новое путешествие только после короткой встречи в баре.

Интерес к моей пламенной речи был демонстративно показан мне сразу же в довольно бесцеремонной форме.

Стоило нам сесть за небольшой столик, а мне попытаться открыть рот, как Тойлон достал книгу, которую всю дорогу нёс подмышкой, раскрыл ее и, сосредоточенно сдвинув брови, начал читать.

Увесистый, толстый и потёртый томик «Источника» Айн Рэнд. Уставившись на каменного человека, изображённого на красной обложке, я закрыл рот обратно и стал ждать.

Через минуту Сэм недовольно буркнул:

— Ты пришёл помолчать? Клялся же, что нам надо встретиться? Или захотел поесть за мой счёт? Времени у меня мало, поэтому если это все, тогда я лучше встану и пойду. — и досадливо перелистнул страницу.

Тогда-то я начал говорить. Но совершенно не то, что собирался. Не то, что готовился сказать все те часы, которые летел в этот недружелюбный город, прорабатывая интонацию каждого слова.

Заготовленный сценарий слетел с меня, словно старая кожа, давая выход откровенной и чистосердечной исповеди. Нельзя было юлить или выкручиваться — я это понимал. Поэтому рассказал все, как есть.

Только вместо священника передо мной сидел Сэм Тойлон, уткнувшийся в «Источник». Говорил я дольше десяти минут, которые он щедро выделил. Но мужчина ни разу не стал меня останавливать, лишь добавлял временами меткие тихие ругательства в некоторые части истории. Когда последнее слово вылетело изо рта, я замолчал и почувствовал себя полностью опустошенным.

Он не простил мои грехи, только небрежно подтолкнул стакан с водой и кинул сухое:

— Пей.

Повинуясь, я взял стакан в руку и выпил всё до капли. И тогда он, наконец, закрыл свою книгу и хмуро посмотрел на меня:

— Ты редкостный кретин, раз не поверил Бэмби. Но я такой же идиот, когда ревную. Поэтому поступим так…

Как я понял, русалочка превосходно вжилась в роль своего персонажа, и Сэм боялся, как бы наша встреча не помешала игре его подопечной.

Первая роль, к тому же главная, требует определённой концентрации. А наводить в девушке смуту из-за оказавшегося придурком бойфренда, агент не хотел. Однако через три месяца все самые напряженные моменты должны были быть отсняты, и он не видел причин снова гнать меня в шею, обещая организовать нам с ней встречу.

Возможно, мое согласие не высовываться показывало новые грани идиотизма, но на тот момент я считал, что поступаю правильно. Не эгоистично. Не отвлекаю ее от съёмок. А для себя договорился приезжать раз в месяц и наблюдать за ней со стороны.

Мы не виделись с Хлоей уже три месяца, и оставшиеся три шли долго. Но не мучительно. Ведь я грел себя мыслью о предстоящей встрече. Столько слов копилось в голове. Написать или позвонить, сказав простое «извини» означало бы многоуровневую и трусливую Хрень.

Высказал женщине тонну необоснованного дерьма — будь добр, подтяни яйца и явись лично.

Конечно, словами нельзя ничего исправить, но я готов был сделать все, чего она захочет.

За пару дней до моего прилета, Тойлон обещал лично организовать нашу с русалочкой встречу. Но по итогу его планы изменились. Он укатил куда-то на виллу режиссера, оставив мне координаты бара, в котором вечером съемочная площадка собиралась что-то там праздновать.

Найти нужный бар не составило труда. Признаться, я был рад, что старика не будет рядом и ждал, прислонившись к стене соседнего здания, откуда открывался обзор на черный вход. Что-то подсказывало мне, она выйдет оттуда.

Подняв воротник куртки, зевнул в предвкушении встречи, заодно оценивающе поглядывая на здание. Единственное понятное слово в названии давало отсылку на африканские мотивы, к которым я относился индифферентно, но память решила напомнить об убийствах куду, детально прорисовав в голове описания Хэмингуя. И какое-то неприятное предчувствием кольнуло внутри. Мотнув головой, вновь посмотрел на дверь, которая в ту же минуту открылась, выпуская сначала француза, ее партнера по фильму, а затем и ту, ради кого, я несколько часов изображал неподвижное изваяние.