Летят дни без дела. Поздно встал. Гулял. Дома С. А. опять взволнована воображаемыми моими тайными свиданиями с Чертковым. Очень жаль ее, она больна. Ничего не делал, кроме писем и пересмотра предисловия.
Ездил с Душаном очень хорошо. После обеда беседовал с Наживиным. Записать:
1) Любовь к детям, супругам, братьям – это образчик той любви, какая должна и может быть ко всем.
2) Надо быть, как лампа, закрытым от внешних влияний – ветра, насекомых и при этом чистым, прозрачным и жарко горящим.
Все чаще и чаще при общении с людьми воспоминаю, кто я настоящий и чего от себя требую, только перед Богом, а не перед людьми.
12 октября
Понемногу узнаю еще разные гадости, которые делал Чертков. Он уговорил Льва H – а сделать распоряжение, чтоб после смерти его права авторские не оставались детям, а поступили бы на общую пользу как последние произведения Л. Н. И когда Лев Ник. хотел сообщить это семье, господин Чертков
Узнала я и о нелюбви Льва Никол. теперь ко мне. Он все забыл – забыл и то, что писал в дневнике своем: «Если она мне откажет – я застрелюсь». А я не только не отказала, но прожила 48 лет с мужем и ни на минуту его не разлюбила.
Спешу выпустить издание, пока еще Лев Ник. не сделал ничего крайнего, чего каждую минуту можно от него ожидать по его теперешнему суровому настроению. Л. Н. ездил верхом Саше навстречу, но она приехала поздно, и он потом проспал и обедал один в семь часов.
Пишет письмо Тане. Он любит дочерей, ненавидит некоторых и не любит вообще сыновей. Они не подлы, как Чертков.
Вечером я показывала Льву Ник. его дневник 1862 года, переписанный раньше мной, когда он влюбился в меня и сделал мне предложение. Он как будто удивился, а потом сказал: «Как тяжело!»
А мне осталось одно утешенье – это мое прошлое! Ему, конечно, тяжело. Он променял все ясное, чистое, правдивое, счастливое – на лживое, скрытное, нечистое, злое и – слабое. Он очень страдает, сваливает все на меня, готовит мне роль Ксантиппы, что я часто предсказывала, что ему так легко благодаря его популярности. Но что готовит он себе перед совестью, перед Богом и перед детьми своими и внуками? Все мы умрем, испустит также свой дух мой враг, но что почувствуем мы все в наши последние минуты? Прощу ли и я своему врагу?
Не могу считать себя виноватой, потому что всем своим существом чувствую, что я, отдаляя Льва Николаевича от Черткова,