Любовь и честь

Мне подумалось, что вряд ли, учитывая характер княгини Бережковой, в этом доме так тихо и спокойно. Но вслух я выразил полное согласие. Горлов тоже кивнул.

— Ах, господа, — продолжал князь, наливая нам в бокалы по несколько капель коньяка. — Право, прошу понять меня правильно, люди могут быть счастливы и в другом окружении, я вовсе не против, заверяю вас. Однако расскажите же, как дела в Санкт-Петербурге?

Не имея ни малейшего представления, какой аспект жизни северной столицы может интересовать этого человека, я находчиво ответил:

— Прекрасно.

Князь перевел взгляд на Горлова, и тот, прищурившись на коньяк, добавил:

— Как всегда.

— Да-да, — тяжело вздохнул князь, усаживаясь в кресло у камина между креслами, на которых сидели мы с Горловым. — Понимаю, что вы хотите сказать.

Он несколько секунд смотрел на пламя и опять вздохнул.

— Понимаю. Очень хорошо понимаю.

В его голосе была такая убежденность, что мы с Горловым переглянулись в ожидании, что он объяснит нам, что же мы хотели сказать. Но в это время из недр дома раздался резкий окрик княгини:

— Григорий Иванович! У нас же нет комнат!

— Комнат для чего, душа моя? — расцвел улыбкой князь, повернувшись, когда она ворвалась в кабинет.

— Комнат для гостей, дубина! Даже если разместить одну из девушек в комнате кухарки, то все равно одной комнаты не хватает.

— Не стоит беспокоиться, мадам, — вмешался я. — Я могу переночевать и на конюшне.

Она на несколько секунд уставилась на меня, а потом молча вышла из кабинета.

Князь тоже молча сидел в кресле, и я вдруг подумал, что несмотря на все разговоры о покое он, наверное, очень одинок, поэтому решил отвлечь его от грустных мыслей.

— Князь, ваше имение напоминает мне виргинские плантации. А что у вас тут выгодно выращивать?

— Выгодно? Здесь?.. Вы шутите? — он поднял на меня глаза. — Я как-то решил провести реформу, которую царица запрещала несколько лет. Хотел, чтобы у каждого крестьянина был свой надел и чтобы каждый сам выращивал свой урожай и оставлял его себе. А мне платили бы процент с урожая.

— И много они собрали?

— Практически ничего… — он криво усмехнулся. — Крестьяне говорили, что для работы им нужны упряжи и лемехи. А когда я покупал им нужное за пятьдесят рублей, они тут же продавали его за трешку и покупали себе водку. Так что какая там выгода…

Я уже пожалел, что затронул эту тему, но князь продолжал:

— И все равно, хорошо, что я хотя бы попытался это сделать. Крестьяне видели, как я хорошо отношусь к ним, и не тронутся с места, как бы ни разрастался этот казацкий бунт.

Я посмотрел на Горлова, но тот покачал головой.

Князь Бережков взглянул на меня.

— Я ведь прекрасно понимаю, как все плохо. В Санкт-Петербурге не желают ничего знать.

Он со вздохом отвернулся от меня, поскольку в кабинет снова ворвалась злая, как черт, княгиня.

— Это кошмар! Просто позор так принимать гостей!

— Разве все не уладилось, дорогая? — кротко спросил князь.

Княгиня яростно зыркнула на него.

— Уладилось? Дамы чуть не упали в обморок, когда узнали, что немец будет спать на конюшне. Они, конечно, ничего не сказали, но я видела, что они потрясены.

Князь рассмеялся, словно жена рассказала ему анекдот.

— Дорогая, ты все перепутала. Капитан Селкерк — американец.

Княгиня дернула плечом и искоса взглянула на мою форму, давая понять, что невелика разница.

— Я в совершенно невыносимом положении, как ты не понимаешь?

Князь только улыбался в ответ, не зная, что предложить.

Тогда я заговорил по-немецки:

— Прошу прощения, мадам, но я, кажется, могу вам помочь.

Княгиня в замешательстве смотрела на меня. Она явно не понимала ни слова по-немецки. Впрочем, князь тоже. Хозяйка дома мне не нравилась, поэтому я позволил себе эту маленькую насмешку, после чего перевел им эту фразу на французский и добавил:

— Чтобы не ставить вас в неловкое положение, я с удовольствием отправлюсь спать на кухню. Дайте мне пару шкур, и мне будет тепло. Еще мальчишкой я привык спать на кухне. А дамам и слугам скажите, что я сам выразил такое желание.

И тогда княгиня Бережкова впервые улыбнулась.

* * *

Слуги быстро подмели на кухне и убрали все свои сковородки и кастрюли. Истопник поколдовал у громадной печи, оставляя пылающие угли так, чтобы они тлели и грели всю ночь. Старая служанка постелила мне солому, на которую сложили одеяла и шкуры. Постель получилась теплая и очень удобная.

Кухня представляла собой отдельный домик из двух комнат, располагавшийся в нескольких метрах от самой усадьбы. В большой комнате, которая предназначалась для кухарки, на стенах висели различные ножи, ухваты, тазы, кувшины и прочее. Но дверь туда сразу же закрыли, и, оставшись в одиночестве, я принялся было расстегивать пуговицы на мундире, когда дверь отворилась и вошел ухмыляющийся Горлов. Я даже подумал, что это он от князя Бережкова заразился постоянной улыбкой на лице.

— Хорошее местечко, Светлячок. Как раз в твоем духе.

— А ты как устроился?