Любовь и честь

— О чем?

— Обо всем. — Увидев мое недоумение, она попыталась объяснить:

— Здесь больше опасностей, чем я могу перечислить.

— Опасностей для меня лично или для всех нас?

— Кое-что опасно для всех, а кое-что лично для вас. И, боюсь, вы слишком… наивны, чтобы заметить опасность.

— Вы несколько смущаете меня, мисс Шеттфилд.

— А вы меня, капитан.

— Анна… я не понимаю… вы пытаетесь помочь мне, или вам самой нужна помощь?

— Мне уже не поможешь.

Любой мужчина запротестовал бы, услышав такие слова из уст восемнадцатилетней девушки, но она произнесла их так убежденно, что я не нашелся, что ответить. Воспользовавшись моим замешательством, она направилась к двери, но я окликнул ее:

— Анна! Что такое прувер?

Она медленно повернулась и прижалась спиной к двери.

— Возможно, это только слухи, но исходя из того, что я знаю, это, скорее всего, правда. Царица — женщина сладострастная и романтическая, поэтому часто меняет любовников. Если появился новый кандидат, то выбирают прувера — женщину, которая переспит с ним, чтобы убедиться, что он будет достоин императрицы в постели и не оконфузится.

Пока я обдумывал ее слова, она открыла дверь.

— Анна, погодите! А среди тех, кто едет с нами, есть прувер?

Но она уже скользнула в ночь, оставив меня без ответа.

Я задумчиво прошелся по комнате, обдумывая слова Анны, и остановился у двери в большую комнату.

— Беатриче, — тихо постучал я. — Вы еще не спите?

Она ответила что-то невразумительное.

— Извините, я не расслышал.

На этот раз голос ее прозвучал четко и достаточно громко:

— Я не прувер.

13

Мы покинули усадьбу Бережки ранним утром. Князь и княгиня махали нам вслед. Я заметил, что княгиня что-то высказывает супругу, а тот, как обычно, улыбается, словно радуясь, что гости уехали и можно опять вернуться к своей спокойной буколической жизни.

Лошади хорошо отдохнули и резво мчались по заледеневшему тракту. Мы с Горловым оба ехали верхом, обеспокоенные вчерашним упоминанием князя Бережкова о казацком бунте. Посоветовавшись, мы решили, что ехать верхом посменно будем только в том случае, если замерзнем или выбьемся из сил.

Состояние Горлова очень тревожило меня. Едва поместье Бережковых скрылось из виду, как он тут же потерял всю свою молодцеватость и выправку, присущую кавалерийским офицерам, когда они гарцуют на глазах у зрителей. Теперь он мешком сидел в седле, и я сомневался, хватит ли у него сил продержаться хотя бы десять верст.

— Похоже, что графиня Бельфлер совсем истощила твои силы, — заметил я.

— Тебя бы она и не так измочалила, если бы ты ей позволил, — отмахнулся Горлов, пытаясь выпрямиться в седле. — Что ж, я сам виноват, что разбудил в ней такую страсть. А ты тоже хорош, развратник! Две дамы сразу! Не ожидал от тебя!

— О чем ты? — спросил я, хотя прекрасно все понял.

— Я знаю, кто был у тебя вчера ночью. — Горлову, очевидно, стало немного легче, и он выпрямился в седле. — Мы с Антуанеттой — графиней Бельфлер — видели из окна, как Анна Шеттфилд вошла к тебе в кухню, когда ты был там с маленькой полькой. Надеюсь, Беатриче присоединилась к вам? Ведь трудно быть так близко к акробатам и не поучаствовать в цирковом представлении.

Горлов, разумеется, знал, что это не в моих правилах, но ему хотелось, чтобы я рассказал, что же действительно произошло. А грубый солдатский юмор был призван всего лишь для того, чтобы заглушить боль в животе, терзавшую его.

— Значит, графиня Бельфлер знает, что Анна была у меня?

— Да все, у кого окна выходили на ту сторону, видели ее. А теперь и остальным наверняка об этом известно. Все купцы, которые не могут продать свой товар, просто болваны. Достаточно найти одну женщину, шепнуть ей пару слов и сказать, что это секрет, — и об их товаре тут же узнают все вокруг.

Я промолчал, но Горлову было уже не до моих откровений. Спазмы снова скрутили его, однако прошло не менее часа, прежде чем я убедил его хотя бы временно перебраться в сани. Он, наконец, согласился, и я остался на дороге один.

* * *

Вообще-то я был даже рад остаться наедине со своими мыслями. Я думал об Анне Шеттфилд, о визите к ее отцу, о Марше и Франклине и, конечно же, о Беатриче.

— Помни, — наставлял меня Франклин, — человек, который открыто заходит в дверь, вызывает гораздо меньше подозрений, чем тот, кто пытается ее выломать.

И вдруг в этот момент я увидел всадников. Много всадников! Я чертыхнулся и натянул поводья, заставляя жеребца остановиться и повернуть. Рука сама легла на рукоять сабли, но тут я разглядел, что всадники были в мундирах. И не просто в мундирах, а таких же точно, как у меня. Прусские наемники!