Любовь и диктатура

Императрица купила кн. Потёмкину дом, за который заплачено 100 000 рублей. Такая же сумма пожалована ему на меблировку дома, и пенсия его увеличена до 75 000 рублей.

Английский посланник Окс. 7 июня 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 134

Князь Григорий Александрович, купленный Нами Аничковский у Графа Разумовского дом Всемилостивейше жалуем Вам в вечное и потомственное владение. Извольте принять его от Елагина, которому и исправить, и убрать его по Вашему вкусу приказано, употребя на то до ста тысяч рублёв.

Екатерина – Г.А. Потемкину. В 22-ой день июня 1776 года. Царское Село

Всемилостивейшая Государыня! По сообщению от Ивана Перфильевича о пожаловании мне дома Аничковского я лобызаю ноги Ваши. Приношу наичувствительнейшую благодарность. Милосерднейшая мать. Бог, дав тебе все способы и силу, не дал, к моему несчастию, возможности знать сердца человеческие. Боже мой, внуши моей Государыне и благодетельнице, сколько я ей благодарен, сколько предан и что жизнь моя в Ея службе.

Всемилостивейшая Государыня, имей в твоём покрове и призрении человека, тебе преданного душою и телом, который наичистосердечнейшим образом по смерть.

Вашего Величества вернейший и подданнейший раб Князь Потёмкин. Июля 5 [1776]. Новг[ород]

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791). М.: Наука, 1997. С 234

Это пока всё о тайнах в любви Екатерины и Потёмкина.

Отставлен он был только от тела Екатерины. Тела всех других женщин обширной России именно теперь становились доступны для него.

У Потёмкина надо учиться тому, как добиваются женщину. Не средствами, конечно, которых у нас нет, но самому отношению к этому тонкому делу. Он знал, что в состоянии иметь любую, отказа ему не может быть. Но это не добавило ему цинизма. Ему было скучно сразу тащить понравившуюся женщину в постель. Он хотел искренности и там. Если женщина не могла полюбить его, то она должна хотя бы восхищаться им. Пути для того были у него, в принципе, однообразны.

Вот как ухаживает он за красавицей княгиней Долгорукой, женой одного из подчинённых ему генералов. Эта страсть настигла его на войне. Князь Ланжерон, приехавши на главную квартиру в Бендеры застал там совершенно неожиданную для суровой военной обстановки картину:

«Князь во время моего отсутствия велел уничтожить одну из зал дома, где жил, и построил на том месте киоск, где были расточены богатства двух частей света, чтобы прельстить красавицу, которую он желал покорить. Золото и серебро сверкали, куда ни посмотришь, на диване, обитом розовой материей с серебром, обрамлённом серебряной бахромой и убранном лентами и цветами сидел князь в изысканном домашнем туалете рядом с предметом своего поклонения, среди нескольких женщин, казавшихся ещё красивее от своих уборов. А перед ним курились духи в золотых курильницах. Середину комнаты занимал ужин, поданный на золотой посуде».

Красавицу эту, между прочим, звали Екатерина. День её именин, естественно, совпадал с именинами Екатерины Великой. И вот Потёмкин организует грандиозный подлог. Он закатывает в этот день великолепный праздник. Все, конечно, думают, что в честь императрицы. На десерт было подано блюдо с бриллиантами, и гости черпали их ложками. Княгиня удивилась этой чудовищной кулинарии. Потёмкин склонился к её уху:

– Не удивляйтесь, княгиня. Я ведь праздную ваши именины…

Должны были давать бал. Княгиня Долгорукая забеспокоилась, что у неё нет бальных туфелек. Потёмкин не подал при ней виду, но в тот же день послал срочного гонца в Париж. Туфельки княгине были доставлены ко времени.

О нравах восемнадцатого столетия какой-то наблюдательный человек сказал: «Мужчины наши грубы, они не знают любви. Любят у нас, по-преимуществу, одни только женщины». В этом смысле Потёмкин был женщиной. Он умел любить.

Его можно винить в непостоянстве, но и в непостоянстве этом была искренность.

Был однажды случай жестокий и непростительный. Князь потерял двадцать тысяч конницы под Очаковым, потому что опоздал с приказом идти на приступ. Опоздал потому, что был занят другими распоряжениями. Он опять готовил к поездке в Париж и Флоренцию своих курьеров. Требовались духи и драгоценности уже его новой пассии – одной из его племянниц, Вареньке.

Племянниц у него было пять и все красавицы. Отношения с дядюшкой были у всех не совсем родственные.

«Он имел у себя несколько родных племянниц, которые, ежели верить носившейся тогда всеобщей молве, были вкупе и его любовницы; всех их пораздал он кой за кого. Княгиня Голицина, г-жа Шепелева, г-жа Браницкая и г-жа Скавронская, его племянницы, были, как утверждают, его любовницами».

Это записано у знаменитого мемуариста Андрея Болотова.

О том же скажет граф С. Р. Воронцов: