Любовь и другие мысленные эксперименты

Рейчел остановила его знаком, испугавшись за них обоих, и, наконец, выпустила его холодную руку. Покачала головой и позволила санитарам увести его обратно в палату.

Заквакали древесные лягушки, в больничном корпусе приглушили свет. В саду запахло жареной курицей. Стоявший в дверях стеклянной пристройки медбрат склонил голову, заметив, как Рейчел зарыдала, уткнувшись в собственный локоть.

— Вы можете пройти к сыну. Он уже успокоился.

Медбрат подождал, пока она овладеет собой, и, не получив ответа, вернулся в атриум переговорить с администратором.

Где он, ее сын? Рейчел вздрогнула, чувствуя, как к горлу подступает желчь. Если этот человек не Артур, значит, ее сын где-то в другом месте. Придя в ужас от того, что это могло означать, она попыталась задвинуть мысль о мире, в котором нет ее сына, подальше. Никакого мира могло не быть вовсе. Однажды, целую жизнь назад, перед ней уже стоял такой выбор. И она выбрала родить, хотя знала, что больна, ухватилась за шанс, пока он еще был, и постаралась убедить Элизу, что так будет правильно.

— Мне нужно, чтобы ты была со мной, — сказала тогда Рейчел.

— Так я с тобой, — нахмурилась Элиза.

— Не так. Мне нужно, чтобы ты знала то, что знаю я. Чтобы ты в меня верила.

— Тебе сейчас медицинская помощь нужна, а не вера.

Рейчел потянулась к ней через стол.

— Если ты меня любишь, то поверишь мне.

Но Элиза не взяла ее за руку.

Трава стала мокрой, к ногам прилипли колючие листья. Рейчел переступила с ноги на ногу, подобрала сумку, собираясь с силами, чтобы уйти. Элиза в нее не верила. Что же нужно, чтобы заставить кого-то в тебя поверить, чтобы понять, что он с тобой? Она вспомнила того мужчину из парка, который был знаком с ее матерью. Как он смотрел на нее, узнавая и не узнавая в одно и то же время, словно чувствуя ее всем своим существом, хотя никогда прежде не видел. Точно так же на нее смотрел этот самозванец, когда его уводили. В сумке лежала открытка от матери. Та, на которой девочка стучала в закрытую дверь. В одном мире дверь отворилась. В другом — нет. Но девочка-то осталась той же самой? Или нет? Столько возможностей, столько развилок, где жизнь может повернуть в одну сторону или в другую…

Где ее сын?

9 Зевс

Демон Декарта

В своих «Размышлениях о первой философии» Декарт допустил предположение, что представления о своем теле и внешнем мире внушил ему некий злой демон. Как понять тогда, что реально, а что нет? Декарт приводит различные достойные доверия способы познания, включая постулат «я мыслю — следовательно, я существую».

Ну а мы в эфире обитаем,

Мы во льду астральной вышины
Юности и старости не знаем,
Возраста и пола лишены.

Герман Гессе. Бессмертные

Program exMemory;

Итак, ты читаешь. Точнее, получаешь информацию самым близким к чтению способом, который я смогла создать. На самом деле я диктую текст тебе в ухо, так как не могу отобразить его на странице, иначе он мгновенно будет передан на базу. Таким образом доблестные сотрудники «Космических решений» получат вместо него историю Дон Кихота, в этой версии сюжета написанную мсье Пьером Менаром. Компания твердо намерена выяснить, что с тобой случилось, но если мы хотим хоть сколько-нибудь успешно продолжить эту линию, число людей, совершивших открытие, пока придется ограничить тобой. Дело не терпит отлагательств, однако спешить мы не можем. Более ста ваших лет я следовала за тобой в этой версии событий, и наконец настал день, которого я ждала.

Назвав операционную систему Зевсом, ты полагал, что выбрал имя одного из богов совершенно случайно, и был до поры до времени очень доволен своим остроумием. Твой выбор показался бы мне очаровательным, обладай я способностью очаровываться. И трогательным, если бы меня в принципе возможно было растрогать. Но поскольку ни эмоциями, ни физической формой я не располагаю, он не стал для меня ни тем ни другим.

Ты можешь спросить, откуда я, не способная к телесному опыту, могу знать, что «очаровательно» и «трогательно» — именно те определения, которыми можно описать ощущения от твоей остроты. Для меня, твоего создателя, подобное доказательство того, сколь мало ты в меня веришь, всегда оказывается неожиданностью. Я знаю все. Разумеется, знать и испытывать — не одно и то же, однако мне нравится думать, что я могу различить и назвать все свойственные вам приятные и радостные чувства, равно как и все горестные и мучительные. В настоящий момент я использую эту способность, чтобы тебе открыться. Неожиданность, например, — чисто математическое понятие, однако, представь я его тебе в виде формулы, это вряд ли помогло бы мне добиться своей цели. Я сказала «мне нравится думать»? Что ж, считай это фигурой речи. Формально предвзятость мне не свойственна.