Любовь и голуби

Дарья (смеется сквозь слезы). Есть у меня, есть. На всякий случай держала. (Шепотом.) Коза бегат ко мне. С рожками-то в колечках. Бородавчатая, помнишь? Ох, умная коза. Раз, два сольцей ее прикормила – и бегат, как штык, ко мне. А теперь токо ладошку под мышкой потру, лижет за милу душу. Соли-то на нее не напасешься. Потом стаканчик молока отдою и гоню ее, чтоб кто не увидел, не подумал че. Колхозное молоко-то, еще припекут за вредительство… Пей. Во-от, хорошо. (Плачет в голос.) Фельшер, долбак стебаный… Не выживет, говорил. Вот пойду счас, всю рожу исцарапаю… Будет знать, как раньше времени людей в гроб спихивать. (Смеется.) Не объешься, Светка? Хватит пока, ишо заворот кишок схлопочим. Маленько время пройдет, я тебе хлебушка в молочко надавлю, будет как каша. Кашкой покормимся. (Помолчав.) Ты боле меня не пугай, не умирай. Ладно? А то че получится?.. Сына война прибрала, невеску убило, и внучка бежать собралась. Мне чего одной-то тут делать? Не убежишь больше? Улыбается… (Целует Светку.) Видела там кого, нет?

Светка. Да.

Дарья. Да?! Кого?

Светка. Старца.

Дарья (наклонившись к Светке). Не слышу.

Светка. Старца.

Дарья (отпрянув). Старца? (Опять наклоняется к Светке.)

Светка. Серебряного.

Дарья (всплеснув руками). Серебряного!.. (Перекрестилась.)

Затемнение

Картина четвертая

Небольшая комната. На кровати сидит Анатолий. Курит. Смотрит на часы. Уходит из комнаты. Возвращается с кастрюлей в руках. Снял крышку, подцепил на вилку горячую картофелину. Съел. Вновь садится на кровать, но тут же встает, снимает с гвоздя на стене шинель, завертывает кастрюлю и ставит под стол. Стук в окно. Раздвинув занавески, распахивает створки.

Анатолий. Иван, ты?

Голос Ивана. Держи. Осторожно.

Анатолий бережно берет сверток, отходит от окна.

Лезь. Быстрее, да не шуми.

В окно влезает Александра, за ней Иван.

Иван. Ху. Операция прошла успешно… (Александре.) Вот и сюрприз. Год мужик тебя ждал. Говорю ему: че ты домой не едешь? Нет, говорит, Саню дождусь… Уперся как бык. Вот, дождался. (Анатолию.) Давай пацанку на кровать. (Кладет ребенка на кровать.) А когда… Молодец девка: ни разу ни пискнула. Родила, говорю, когда, он тут вообще чуть с ума не сошел.

Анатолий. Вы чего в окно-то?

Иван. Как партизаны, задворками пробирались. Тебе че, ты гражданский, а я на службе. Вохровец зэчку с ребенком домой к себе тащит… хоть и бывшую. Узнают – каюк мне. Закрываем окно. Светомаскировка… (Задергивает занавески.) Пор-рр-рядок. Встречайтесь, а то как неродные.

Пауза.

(Анатолию.) Капусту не вижу. Не нагреб?

Анатолий. Где?

Иван. В сенях, в кадушке. Я сам. Садись, Шура. Теперь перекур. (Уходит.)

Пауза.

Анатолий. Освободилась? (Вытаскивает из-под кровати чемодан, достает из чемодана юбку, чулки, кофточку.) Тебе.

Александра молчит.

Хошь отвернусь?

Александра не отвечает. Садится на стул.

Я думаю: а че, дембельнулся, думаю, подожду тебя, че там… год всего. Вместе поедем. Работал тут. На пилораме. Ага.

Александра словно окаменела.

(Осторожно кладет одежду на кровать, чуть разворачивает у ребенка одеяльце.)

Спит. Красивая. Прямо ты.

Молчание.

Куда он делся? Гм. Иван, говорю, куда-то… запропастился. Не рада, что ль, Саня?

Александра просунула руку к груди, сморщилась, как от боли.

Сердце? Заболело?

Александра вытащила из-за пазухи бумагу, развернула, посмотрела, положила на стол, отвернулась, прикусив губу.

Че там? (Берет бумагу.) А-а. Видишь, об освобождении. Все путем. А у меня билеты уже на поезд. Утром автобус до Читы, там поезд. Двое суток… неполных. И все. А шахтеры хорошо зарабатывают, проживем. А, Сань? Приедем, зарегистрируемся. (Тихо.) Люблю я тебя, Сань.

Пауза. С большой миской квашеной капусты возвращается Иван.

Иван. О! С ледком капустка! Картошка не остыла?